Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - [35]

К этому времени у левых было нечто большее, чем одна лишь книга Люксембург. Во время войны Ленин и теоретик большевизма Николай Бухарин, вдохновленные Гильфердингом, написали труды, в которых пришли к выводу, что капитализм, находящийся под властью финансов, является доказательством неминуемой гибели системы. Ленин назвал эту новую модель капитализма в упадке «империализмом» и определил его как «переходный капитализм». Масштаб организации – вертикально интегрированные корпорации, картели и государство – означал, что при капитализме экономика начинает социализироваться. «Частнохозяйственные и частнособственнические отношения, – писал Ленин в работе “Империализм как высшая стадия капитализма”, – составляют оболочку, которая уже не соответствует содержанию, которая неизбежно должна загнивать, если искусственно оттягивать ее устранение, – которая может оставаться в гниющем состоянии сравнительно долгое… время, но которая все же неизбежно будет устранена»[93].

Бухарин в своем памфлете, написанном в 1915 году в круглосуточно открытой нью-йоркской библиотеке, пошел еще дальше. Он утверждал, что, поскольку интересы национальных государств совпали с интересами их крупнейших промышленных компаний, единственной оставшейся формой конкуренции была война[94].

Эти памфлеты почитались левыми на протяжении десятилетий потому, что, хотя их и написали экономисты-любители, они рассказывали историю, которая согласовывалась с фактическими данными. Монополии привели к колониальным захватам, которые, в свою очередь, привели ко всеобщей войне – а война привела к революции. Господство финансов привело к организованному капитализму, который уже созрел для того, чтобы его захватил и социализировал рабочий класс.

И Ленин, и Бухарин потратили немало времени на борьбу с идеей о том, что мог появиться какой-то еще тип капитализма, при котором могло иметь место межгосударственное сотрудничество. Эта блестящая идея пришла в голову умеренному немецкому социалисту Каутскому накануне Первой мировой войны. Он предположил вероятность создания единого мирового рынка, в котором бы господствовали транснациональные корпорации. Однако ко времени публикации его статьи «Ультраимпериализм» война уже началась и весь этот вопрос стал казаться лишь научной фантазией[95].

Но большевики поняли, что тезис Каутского об ультраимпериализме был для них серьезным вызовом. Нападая на него, они твердо заявляли, что капитализм достиг своих пределов, что захват власти при первой же возможности необходим и что все разговоры о том, что рабочему классу нужно «больше времени», чтобы стать более образованным и политически зрелым, ошибочны.

С точки зрения большевиков, существовала четкая диалектическая последовательность – от рынка к монополии, от колонизации к мировой войне. Когда это произошло, их философская схема не могла допустить дальнейшей эволюции: единственный путь, по которому капитализм мог развиваться, – это путь его собственного разрушения.

К тому времени крайние левые усвоили одно из ключевых предложений Люксембург: теория кризиса должна описывать конечность, а не цикличность развития капитализма.

В период с 1917 по 1923 год оба крыла социализма могли проверить правильность мысли о том, что рабочие способны использовать государственную власть, чтобы социализировать капитализм.

В январе 1919 года Гильфердинг вступил в комиссию по социализации при германском правительстве в Берлине, которая в течение четырех месяцев пыталась осуществить национализацию и ввести экономическое планирование. Однако проект провалился на стадии разработки после обструкции, которую ему устроили умеренные социалисты и либералы, входившие в правительство. В Австрии – новой стране, появившейся на руинах Австро-Венгерской империи, – социализация протекала успешнее. Коалиционное христианско-социалистическое правительство продавило закон, который разрешал национализацию обанкротившихся фирм, но социалистический план по установлению контроля над банковской системой был отвергнут. В конце концов, у Австрии осталось три значительных государственных предприятия: обувная фабрика, фармацевтический завод и арсенал Австро-Венгерской империи, который правительство попыталось превратить в разноплановое производственное предприятие. Судьбу этого проекта лучше всего подытожил человек, пытавшийся его запустить: «Перед вновь образованной корпорацией стояла проблема использования сотрудников и машин для производства товаров, рынок для которых еще только предстояло создать»[96].

В Венгрии в 1919 году Йено Варга, некогда посещавший венские семинары Гильфердинга, стал министром финансов недолговечной советской республики. Он издал распоряжение о национализации всех предприятий, на которых число занятых превышало двадцать человек. Все крупные магазины были закрыты, чтобы средний класс не мог скупить предметы роскоши, используя их в качестве вложений. Земля была национализирована. Скоро республика венгерских рабочих столкнулась с другой проблемой. Фабрики нуждались в управлении, но рабочие ими управлять не могли. Варга честно обозначил эту проблему: