Постамериканский мир будущего - [28]

Различия в восточном и западном подходах прослеживаются и в морских экспедициях. Европейские были менее грандиозными, но более эффективными. Часто они организовывались частными или частно-государственными предприятиями и использовали новые методы оплаты за путешествие. Так, голландцы стали пионерами нововведений в области финансов и налогообложения: уже к 1580 году их торговцы сельдью вовсю использовали фьючерсные контракты. И эти механизмы были весьма действенными, поскольку именно за их счет финансировалось растущее число морских экспедиций. Предполагалось, что каждая из них принесет прибыль, новые открытия и новые продукты. Проекты развивались методом проб и ошибок, каждая новая экспедиция основывалась на опыте предыдущих. Спустя некоторое время цепная реакция вызвала развитие предпринимательства, исследований и науки.

В Китае же, напротив, морские походы зависели от интересов и мощи одного правителя. Когда его не стало, они прекратились. Однажды новый император приказал уничтожить чертежи кораблей, и искусство кораблестроения было утрачено. В XIII веке китайцы успешно использовали пушки, спустя триста лет они не могли даже зарядить их без помощи европейцев. Гарвардский историк-экономист Дэвид Лэндис пришел к выводу, что Китаю не удалось «создать продолжительный, самоподдерживающийся процесс научного и технологического прогресса»[7]. Достижения Китая оказались эпизодическими и эфемерными. И в этом суть азиатской трагедии: даже если и имелось знание, оно не осваивалось и не развивалось.

КУЛЬТУРА - ЭТО СУДЬБА?

Почему, когда Запад двигался вперед, незападные страны стояли на месте? Этот вопрос веками являлся предметом дискуссий, однако точного ответа на него так пока и нет. Право на частную собственность, надежные институты власти и сильное гражданское общество (то есть такое, которое государство не подавляет) - все это, совершенно очевидно, было основой для экономического роста Европы и позднее Соединенных Штатов. В отличие от этого в России Царь владел всей страной. В Китае двор династии Мин управлялся мандаринами, которые презирали коммерцию. Почти повсюду в незападном мире гражданское общество было слабым и зависимым от правительства. Местные индийские бизнесмены всегда были заложниками дворцовых капризов. В Китае богатые купцы в надежде стать дворцовыми фаворитами могли забросить свое дело и начать изучать Конфуция.

Великие Моголы и правители Османской империи были воинами и аристократами, они считали торговлю делом бесславным и незначительным (и это при богатейших купеческих традициях Ближнего Востока). В Индии такая предубежденность усугублялась еще и тем, что в индуистской кастовой иерархии торговцы занимали низкое положение. Историки обращают особое внимание на то, каким образом индуистские верования и практики препятствовали развитию. Пол Кеннеди отмечает: «Сама жесткость индуистских религиозных табу препятствовала модернизации: грызунов и насекомых нельзя убивать, а значит, пропадало огромное количество пищевых припасов; результатом традиционного отношения к уборке мусора и экскрементов была постоянная антисанитария, и все это приводило к эпидемиям бубонной чумы; кастовая система душила инициативу, насаждала ритуалы и ограничивала рынок, а влияние, которое имели священники-брамины на местных правителей, означало, что обскурантизм всегда одерживал победу»[8]. Дж.М. Роберте, рассматривая индуистские взгляды в более широком плане, отмечает, что «представление о бесконечных циклах творения и включенности в божественный промысел вело к пассивности и скептицизму в отношении ценности практических действий»[9].

Но если культура - это все, что тогда можно сказать о нынешних Китае и Индии? Сегодня объяснения их феноменального экономического роста часто заменяются хвалебными песнопениями в адрес их выдающихся культур. Когда-то конфуцианство тормозило экономический рост, сейчас оно считается благом. Индуистское мышление, когда-то бывшее препятствием, ныне видится воплощением некоей практической мудрости, облагораживающей предпринимательский капитализм. Успехи китайской и индуистской диаспор, казалось бы, дают этим теориям наглядное подтверждение. Покойный Дэниел Патрик Мойнихан, знаменитый американский ученый-сенатор, однажды сказал: «Главная консервативная истина гласит, что культура, а не политика определяет успех общества. Главная либеральная истина гласит, что политика может изменить культуру и спасти ее от самой себя». Со справедливостью этого высказывания трудно спорить. Культура важна, невероятно важна. Но она способна меняться. Культуры сложны. В каждый данный момент некоторые атрибуты являются основополагающими и кажутся нерушимыми. Но затем политика и экономика меняются, и эти атрибуты тускнеют, уступая место другим. Когда-то арабский мир был центром науки и торговли. В последние десятилетия его основными предметами экспорта стали нефть и исламский фундаментализм. Для объяснения обоих периодов - и успеха и упадка - годятся любые культурные аргументы.

Почему азиатская коммерциализация - столь ныне заметная -была похоронена на века? В значительной мере это объясняется структурой их государств. В большинстве стран Азии существовали мощные централизованные государства-хищники, которые взимали со своих субъектов налоги, но практически ничего не давали взамен. С XV и до конца XIX века азиатские правители в большинстве своем соответствовали стереотипу восточного тирана. После того как в XV веке Великие Моголы вторглись в Индию с севера, их алчный образ правления заключался в выжимании налогов и податей и строительстве дворцов и крепостей - создание инфраструктуры, коммуникаций, торговля и географические открытия были отброшены в сторону. (Исключением являлось правление Акбара с 1556 по 1605 год.) Однако индуистские принцы в Южной Индии были немногим лучше. Предприниматели должны были постоянно поддерживать высокую ставку прибыли, так как они все время пребывали в ожидании очередного введения налога местными правителями. Никто из них не стремился накапливать богатство, поскольку все накопленное скорее всего отобрали бы.