Посредники - [38]

Удивительнее всего было то, что брат и сестры были различные. Он — подтянутый, стройный, светлоглазый, они — полные, с карими глазами, с апатичными несхожими лицами.

Сходной была только болезнь.

Всех четверых мучило дрожание ног и головы, с годами усиливающаяся монотонность речи и скованность мышц. Поражение подкорковых узлов полушария головного мозга вело ко все более интенсивному разрушению нервных клеток, их гибели.

К обходу Инна Самсоновна начертила всю схему заболевания рода Чиликиных, представив Олегу результаты подробного обследования Руслана.

Его уже начали лечить, но сдвигов пока не было. Лишь во сне или в момент, когда он был чем-то захвачен, дрожание пропадало. Днем же все начиналось снова, изматывая, не позволяя забыться ни на минуту. Особенно усиливалась вибрация, когда Руслан волновался.

Вот и сейчас, пока его осматривали, руки, вытянутые перед собой, были спокойны, лицо безмятежно открыто им навстречу, а ноги ходили ходуном. И глаза перемещались за предметом, как у куклы. «Кукольный рефлекс глаз».

Он тогда все же доискался до причины общесемейного заболевания, его далекого источника. Энцефалит. Если бы это знать с самого начала, лечение могло быть намного эффективней. А сейчас конечным пунктом, обозначенным на карте истории болезни Руслана и его сестер, скорее всего должна была быть операция мозга. Впоследствии ее успешно и сделали в нейрохирургической клинике Эд. Канделя.

Тогда на обходе у него была другая задача.

— Что поделываете в больнице? — спросил он Чиликина.

— Сплю... — заторможенно ответил тот. — Или читаю... Когда книга есть... — Он наморщил лоб, глаза смотрели не мигая.

— Что читаете? — поинтересовался Олег.

— Про Сибирь... как лес сплавляют, — уточнил тот после длинной паузы.

Олег обернулся на койку, книга была открыта.

— Кончишь про Сибирь, освой «Спутник кинолюбителя». Поучись, как кино показывают. Это дело интересное и очень перспективное... Юрий Павлович, — обратился он к Мышкину, — добудем «Спутник кинолюбителя»?

Мышкин кивнул.

— Глядишь, через год Чиликин нас в кино пригласит. Что-нибудь такое про сладкую жизнь или Карамазовых. Не все же на бульдозере ворочать.

— Хорошо бы, — пожал плечами Мышкин.

Он был строг и к вольности профессора по части личной жизни пациентов относился неодобрительно.

Они двинулись из палаты.

Да, на бульдозере не придется тебе, Руслан, ворочать, думал Олег. Это уж точно. Отзвенела роща. Чем на инвалидность садиться, лучше ролики перематывать — кино дело увлекательное, и дрожание будет меньше.

— Сестре скажи, к ней в следующий раз зайду, — обернулся он к Руслану уже в дверях. — Когда исследования будут готовы.

...«Друг мой Колька» шел в студенческом клубе МИИТа, где Олег выступал на устном журнале. После выступления они остались с Родькой на фильм. Сели поближе к двери, досмотрев, двинулись к выходу. Возле операторской кинобудки стоял Руслан Чиликин, хмурый, бледный. Олега он не заметил. Он пристально глядел вслед девчонке, уходившей после картины. Высокая, тонкая девчонка шла быстро, не оглядываясь на Руслана, словно не оставляла позади себя ничего интересного.

...В конце обхода случилось ЧП. Из приемного покоя примчалась медсестра. Глаза очумелые, губы побелели.

— Олег Петрович, виновата. Привезли снова Бабаеву с кризом. Заведующая велела вам доложить. Я отошла позвонить вам, а она очнулась и подглядела.

— Что подглядела? — Олег опаздывал. На Бабаеву не было времени. Но она шла по тематике, бывшая больная 19-й палаты.

— В историю болезни подглядела, — опустила руки сестра. — Вот, все прочла. Да как зайдется... Ох... Я думала, конец... что теперь делать...

Она протянула историю болезни.

Олег быстро пробежал глазами, вспоминая.

— Я ей порекомендовала лечь, — воскликнула сестра, — а она сидит, глаза закрыты. Вот... вот совсем. Потом тошнота, рвота. Глаза налиты кровью. А если потом...

— Нет, «потом» не будет, — оборвал он.

Теперь не будет. Раньше было трудней. Олег первым смог доказать, что в основе подобных кризов лежит недостаточность тонуса мозговых вен, и первым не побоялся при высоком кровяном давлении ввести в вену больного во время криза кофеин. Да еще сколько! От двух до пяти миллилитров десятипроцентного раствора! Давление не повышалось. Напротив, оно снижалось по мере быстрого обратного развития картины криза. Теперь ему понятно многое. Не как вначале. Но инерцию традиций в лечении преодолеть не смогли даже некоторые врачи его клиники. А вот Инночка смогла.

— Кофеин под контролем плетизмограммы? — спросила она, готовая немедленно идти к больной.

— Посмотрим вместе, — ответил Олег. — Не забывайте об ее инфарктах. Сделаем электрокардиограмму. Если электросистол и признаков ишемии нет, то да. Если есть — не пожалейте двух ампул девинкана. Я вам привезу еще. Мне обещали в фармакокомитете....

В сущности, очередной обход. Ничего примечательного. А застряло в башке. День-то оказался особый, а шел он совсем буднично...

Потом взмыло вверх, и вдруг пик удачи...

На заседании Технического, комитета при Министерстве здравоохранения.

Здесь они с шефом в шумной толпе научно-технических революционеров пробивали много месяцев новый, более точный прибор для измерения тонуса мозговых сосудов. И дело-то плевое как будто, а тянулось. Выдумать у нас можно что хочешь, а гвозди достать — отдашь полжизни. Изобретать — это пожалуйста, все условия. А выполнить, сработать — некому. Только получив одномоментно четыре параметра на разном диапазоне давления, Олег мог окончательно синтезировать теорию метода.