Посольство в Московию 1569-1572 - [6]

В тот же вечер пришел по приказу дьяков пристав и объяснил, что наши речи очень огорчили Великого князя и что он хочет сослать нас в Муром, поскольку мы якобы досаждали ему непотребными делами, как будто не знали заранее, каково мнение его об этом деле. Мы, со своей стороны, удивились, почему Великий князь обиделся, ибо мы не предлагали того, чего не было бы в нашей инструкции. Подавленные угрозой тюрьмы, мы просили дать нам возможность возвратиться во дворец, чтобы прояснить дело. Пристав обещал сообщить об этом дьякам. Утром 3 июня во дворе дома, где мы жили, появилась большая группа всадников. Все они были при оружии, многие в богатых одеждах. Они привели в качестве толмачей Ингельберта и Лаврентиуса Бартольдссона ⁴⁰ и с ними двух слуг.

Шестого июня нас опять позвали во дворец. Там тот же человек, который до этого уже говорил с нами, повторил то, о чем приставу приказано было объявить нам. Но мы отвечали, что заметили недовольство Великого князя нами и покорно просили бы послать сопроводительные письма для других послов, и что его царское величество тем временем согласилось бы подтвердить мир со Шведским государством, дав нашему великодержавному и милостивому королю это письмо. Но так как мы незадолго до этого узнали от надежных посредников, что против нас замышляют много дурного, позорного и что нам уготовано суровое тюремное заключение, а свиту разгонят, мы сказали, что желаем упомянутым образом вести в Новгороде переговоры о подтверждении мира. Это я добавил уже в самом конце, когда не оставалось иного выбора. Они согласились с этим, а когда засомневались, одобрит ли это его королевское величество, мы ответили, что в нашей инструкции указано, что мы можем доверительно беседовать о мире между обоими государствами по такому обычаю, который короли Швеции еще в древности утвердили и который до нынешних времен был в силе. Чтобы убедиться в этом, они принесли королевские письма, которые мы привезли для Великого князя. Прочитав их, они обещали доложить об этом совету бояр, чтобы он, совет, мог говорить за нас перед русским царем и Великим. князем о примирении с нами и чтобы он соизволил утвердить мир с нашим королем. Они посоветовали, чтобы сразу, как нас позовут к боярам, постараться уговорить их поддержать нашу просьбу. Как раз в это время в Москву прибыл враг нашей страны, одноглазый великий князь Ливонии Магнус ⁴¹, который все испортил, настроив против нас царя.

Одиннадцатого числа того же месяца нас отвели во дворец, в тот же самый дом, где мы уже были. После традиционного приветствия нас спросили, собираемся ли мы оставаться на своей позиции, на что получили ответ, что мы своего мнения не изменили и можем подтвердить это честным словом. Они ответили, что это наше дело. Мы попросили рекомендовать нас Великому князю и совету бояр, и они обещали сделать это. Некоторое время мы ждали, пока дьяк был на приеме, потом нас проводили во дворец. Там находилось около 15 старейшин-совет бояр Московского государства. После приветствия Матиас Шуберт по шведскому обычаю сказал: "Его царское величество увидел, что наш великодержавный и милостивый король готов отправить послов для закрепления мира между обоими государствами, возобновления и поддержания его дружественными договорами. Для того мы здесь, чтобы сделать это по приказу и от имени нашего короля, прося его царское величество утвердить договор о дружбе и крепком мире и поддерживать его как можно дольше. С этой целью мы просим покорно, чтобы его царское величество смягчил свой гнев, проявил милосердие и относился бы к нам по-отечески. Тогда мы со своей стороны готовы по прежнему обычаю целованием креста подтвердить мирный договор в Новгороде, а затем от имени Ливонии твердым честным словом подкрепить его в Дерпте". И, наконец, просили, чтобы после того, как благосклонным содействием царского величества мир будет заключен, нам разрешили вернуться на родину. Совет бояр обещал передать это Великому князю и русскому царю. Мы заметили также, что нуждаемся в дополнительной еде и напитках, поскольку пища у нас очень скудная. Затем мы попрощались.

После этого посещения весь остаток лета мы довольствовались всевозможными бесчисленными обещаниями. Сначала нужно было якобы решать дела польских послов, говорят, очень щепетильные и важные. Так что нам нужно отложить наши дела, и сразу, как только они решатся, мы отправимся на родину. Этой надеждой тешили нас и сам пристав, и все его помощники, добавляя к этому, что скоро будут давать больше пищи. Это произошло в Иванов день ⁴² -тогда к нашей "милостыне" добавили 1/2 рубля, так как русские видели, что мы живем в большой нужде. Эту прибавку мы получали до праздника Марии Магдалины ⁴³, когда стало известно, что из Швеции прибыли гонцы. После их прибытия положение опять стало плачевным. Может, это произошло из-за того, что они услышали от гонцов или вычитали из посланий более тяжелые условия, чем хотели. В течение многих дней нам совсем не приносили с базара еды, так что те, у кого еще оставались деньги, покупали хлеб, а те, у кого их не было, голодали. Тщетно ожидали мы уменьшения наших бед или освобождения из этого заключения.