Послы - [5]

Они беседовали, остановившись в лучах полуденного солнца, — как не раз останавливались, чтобы острее проникнуть чувством в то, что открывалось взору, и Стрезер прислонился к выступающей стороне старого каменного желоба, спускавшегося по крошечному бастиону. Прислонясь спиной к этой опоре, он стоял, любуясь кафедральной башней, которая оттуда была особенно хорошо видна — высокая красно-бурая громада с неизменным и непременным шпилем и готическим орнаментом, обновленная и отреставрированная, тем не менее казавшаяся прекрасной его долгие годы запечатанным глазам, и с первыми весенними ласточками, снующими окрест.

Мисс Гостри поместилась рядом; у нее был вид человека, понимающего толк в вещах, — вид, на который, по мнению Стрезера, она несомненно имела право.

— Да, и в самом деле есть, — подтвердила она, добавив: — И дай Бог, чтобы вы позволили мне указать вам путь.

— О, я начинаю бояться вас!

Она посмотрела ему в глаза — сквозь свои очки и сквозь его — лукаво-неопределенным взглядом:

— Нет, вы меня не боитесь! Слава Богу, нисколько не боитесь! Иначе мы вряд ли так быстро нашли бы друг друга. По-моему, — произнесла она не без удовлетворения, — вы доверяете мне.

— Конечно, доверяю! Но именно этого я и боюсь. Лучше бы наоборот. А так не пройдет и двадцати минут, и я уже окажусь у вас в руках. Смею предположить, — добавил Стрезер, — в вашей практике это не первый случай. А вот со мной такое происходит впервые.

— Просто вы распознали меня, — отвечала она со всей присущей ей добротой, — а это так замечательно и так редко бывает. Вы видите, кто я. — И когда он, однако, покачав головой, добродушно отказался претендовать на подобную прозорливость, сочла нужным пуститься в объяснения. — Если вы и дальше будете таким, каким были вначале, вам самому все станет ясно. Судьба оказалась сильнее меня, и я поддалась ей. Я, если угодно, гид — приобщаю к Европе. Вот так-то. Жду приезжающих — помогаю сделать первый шаг. Подхватываю и устраиваю — я своего рода «агент» высшего разряда. Сотоварищ — в самом широком смысле слова. И как вам уже говорила — сопровождаю путешественников. Я не выбирала себе этого занятия — так получилось само собой. Такая уж выпала мне судьба, а от судьбы не уйдешь. Не стоит нам, грешным, хвалиться этим, но я и впрямь чего только не знаю. Знаю все лавки и все цены. Знаю и кое-что похуже. Я несу на себе тяжкое бремя нашей национальной совести или, иными словами, так как это одно и то же, нашу американскую нацию. Потому что из кого же состоит наша нация, как не из мужчин и женщин, забота о которых сваливается на мои плечи. И знаете, я беру на себя эту ношу вовсе не ради выгоды. Не ради денег — как это делают многие другие.

Стрезеру оставалось только слушать, удивляться и ждать случая, когда он сможет вставить слово.

— И все же, при всей вашей привязанности к многим подопечным, вряд ли вы занимаетесь ими только из любви. — И, помолчав, Стрезер добавил: — Чем же мы вас вознаграждаем?

Теперь она в свою очередь задумалась, но в конце концов воскликнула: «Ничем!» — и предложила ему двинуться дальше. Они продолжили путь, но не прошло и нескольких минут, как Стрезер, сосредоточенно размышляя о том, что она сказала, снова достал часы — машинально, бессознательно, словно завороженный ее необычным, скептическим складом ума. Он взглянул на циферблат, не видя его, и ничего не ответил на очередное замечание своей спутницы.

— Да вы просто дрожите перед ним! — бросила она.

Он улыбнулся жалкой улыбкой, от которой ему самому стало не по себе.

— Вот видите! Потому-то я вас и боюсь.

— Потому что я способна на прозрения? Так они вам только на пользу. Я ведь только что сказала, — добавила она, — вам кажется, вы делаете что-то не так.

Он прислонился к парапету.

— Что ж, помогите мне выкарабкаться из беды.

— Помочь? — Она буквально просияла от радости, услышав его призыв. — Помочь не дожидаться его? Не встречаться с ним?

— О нет, напротив, — сказал Стрезер уже совсем серьезно. — Мне необходимо его дождаться. И я очень хочу встретиться с ним. Помогите мне побороть в себе страх. Вы только что нащупали мое слабое место. Я всегда живу с ощущением страха в душе, но иногда он целиком овладевает мной. Вот как сейчас. Я все время думаю о чем-то еще — о чем-то еще, я имею в виду, кроме того, что меня непосредственно занимает. Вот и сейчас, например, мои мысли заняты не только вами.

Она слушала его с подкупающей серьезностью:

— Вам нужно избавиться от страха.

— Совершенно согласен. Вот и сделайте так, чтобы я избавился от него навсегда.

— Вы и впрямь, — она все еще колебалась, — и впрямь поручаете мне это дело? А вы сумеете пересилить себя?

— Если бы суметь! — вздохнул Стрезер. — В том-то и беда, что не умею. Нет, я этого не умею.

Однако ее было не так-то легко обескуражить.

— Но вы, по крайней мере, хотите этого?

— О, всей душой!

— Тогда, если вы постараетесь… — И мисс Гостри с ходу принялась за это, как она выразилась, дело. — Доверьтесь мне! — воскликнула она, и в знак согласия он, как добрый старый дядюшка, желающий быть «приятным» опекающей его молодой особе, для начала взял ее под руку. И если позднее, в виду гостиницы, он все же убрал руку, то, право, лишь потому, что после беседы о том о сем счел, что различие в возрасте или, по крайней мере, опыте — с каковыми они, по правде говоря, обращались достаточно вольно, — требует перемены позы. Во всяком случае, решение подойти к дверям гостиницы держась на расстоянии друг от друга следовало признать удачным. Молодая особа, которую они оставили в стеклянной клетке, наблюдала за их приближением, словно специально поджидая, когда они появятся на пороге. Рядом с ней стоял господин, которого, судя по его позе, их появление интересовало ничуть не менее, и при виде его Стрезер тотчас впал в то состояние легкого остолбенения, которое нам уже не раз приходилось отмечать. Он предоставил мисс Гостри произнести своим приятным, задорным, как ему показалось, голосом: «Мистер Уэймарш» — имя того, кому предстояло вынести и кто непременно — это более чем когда-либо прежде почувствовал Стрезер, обратив в его сторону короткий приветный взгляд, — не будь здесь мисс Гостри, вынес бы ему осудительный приговор. Впрочем, по мрачному виду Уэймарша было и так заметно, — что друг его осуждает.