Послушай-ка, слон... - [7]
Привели самых сильных слонов и приступили к работе. Но баобабы были такие толстые, что даже несколько слонов сообща не могли справиться с одним деревом. Слоны, обливаясь потом, покряхтывали от натуги, но так и не вырвали ни одного дерева. Тогда магараджа пришёл в ярость и сказал чиновнику, наблюдавшему за работами, что велит отрубить ему голову, если через месяц лес не будет выкорчеван и не начнётся строительство двадцать первого дворца.
Ты не можешь себе представить, слон, как этот бедный чиновник рыдал и плакал, потому что все усилия выкорчевать лес были безуспешны, а день казни, назначенный жестоким магараджей, неумолимо приближался. Ему оставалось жить всего пять дней, и надежд на спасение не было. Однажды вечером, когда слонята пошли уже спать, про эту историю услышал Вырвибаобаб: он подслушал, как взрослые с волнением рассказывают друг другу о жестоком магарадже. Вырвибаобаб от всего сердца пожалел бедного чиновника и подумал, что ему не мешает испытать свои силы на баобабах.
«Он поступил прекрасно», — сказал сам себе Доминик.
Вырвибаобаб бежал из родного стада и побрёл по стране, спрашивая по пути, где растут баобабы. Шёл он так, шёл, пока наконец не вышел к лесу. Здесь ему открылось душераздирающее зрелище. Рядом с огромными, невиданной толщины баобабами лежали изнурённые слоны, а между ними, обливаясь слезами, ходил взад и вперёд чиновник.
«Только ещё пять дней голова этого человека будет красоваться на своём месте, — подумал Вырвибаобаб, и сердце его наполнилось неизъяснимой печалью. — Интересно, сколько всего тут баобабов?»
Он подошёл к пожилому слону, который, лёжа на боку, громко сопел от усталости.
«Простите, — сказал ему Вырвибаобаб, — вы не знаете, сколько всего в этом лесу деревьев?»
«Тысяча, сын мой, — ответил, тяжело дыша, старик. — Но ты посмотри, что за баобабы! Самые большие из всех, которые когда-либо росли на земле!»
«Тысяча! — подумал Вырвибаобаб. — Это значит, мне придётся вырывать каждый день по двести баобабов... Это не просто, но надо попробовать. Стоит попытаться спасти от смерти бедного чиновника».
Он подошёл к ближайшему баобабу и, не желая обращать на себя внимания, опёрся о ствол так, словно хотел почесаться. Навалился посильнее, и вдруг — о чудо! — баобаб зашатался и через несколько секунд лежал уже на земле. Послышался только оглушительный грохот.
Лежавшие без сил слоны тотчас вскочили. Бросились со всех ног к Вырвибаобабу и в изумлении уставились на вырванное дерево.
«Это ты вырвал дерево?» — спросил наконец один из слонов.
«Ничего подобного, — ответил Вырвибаобаб, — я его не вырывал. Я только об него почесался — у меня зудит бок».
«Да будет благословен такой зуд! — воскликнул старый слон, тот самый, с которым только что разговаривал Вырвибаобаб. — Да будет благословен зуд, который валит вековые баобабы! Ощущаешь ли ты ещё этот зуд, сын мой?»
«Ощущаю», — скромно ответил Вырвибаобаб.
«Тогда потрись о соседнее дерево», — сказал старик.
И Вырвибаобаб подошёл к следующему баобабу и поступил с ним точно так же. А потом к третьему, к четвёртому, к пятому... И, прежде чем минуло пять дней, все баобабы были уже повалены, и слоны оттаскивали их в сторону, освобождая место для двадцать первого дворца жестокого магараджи. Вырвибаобабу устроили овацию.
— Только чиновник всё плакал, — закончил свой рассказ Пиня, но теперь это были не слёзы отчаяния, а слёзы радости.
В фарфоровых глазах Доминика что-то блеснуло. Может быть, тоже слёзы?
Впрочем, разве фарфоровые слоны плачут? Разве что фарфоровыми слезами...
Доминик уснул и увидел всё это ещё раз во сне. И было ему очень хорошо. Одно только его смущало — на полке стало тесновато.
«Наверно, книжки толкаются», — подумал он сквозь сон.
V
Проснувшись на следующий день, Доминик почувствовал, как что-то давит ему на спину. «Что это может быть? — подумал Доминик. — Первый раз в жизни со мной такая история». Разумеется, он не мог повернуться и выяснить, в чём дело, потому что он был всего-навсего фарфоровым слоном, а, как известно, фарфоровые слоны не умеют шевелить ни шеей, ни головой, ни ногами, ни хоботом, ни даже хвостом; впрочем, хвост, если учесть их размеры, не больно-то велик. Фарфоровый слон похож на больного, которому в больнице наложили на все суставы гипс: он не может двинуть ни одним мускулом. Это сходство подчёркивалось ещё и тем, что Доминик был белый, как самый белый гипс.
«Пора покончить с неподвижностью, — размышлял про себя Доминик. — Все кругом ходят, бегают, прыгают, садятся, ложатся, вскакивают, уходят, вертятся, крутятся — одним словом, всё время что-то делают. Только я торчу на одном месте. Хорошо ещё, что Пинина мама, когда стирает с меня пыль, переставит меня то влево, то вправо, иначе не было бы никакого движения. А ко всех медицинских справочниках написано: движение — залог здоровья. Должен я заботиться о своём здоровье? Несомненно! Каждый должен заботиться о здоровье. Но ведь я просто слон, фарфоровый слон. Кто, впрочем, сказал, что фарфоровому слону не следует заботиться о своём здоровье? При первом же удобном случае надо немного поразмяться. Кто знает, может, это мне удастся. Начну со временем ходить на прогулки, познакомлюсь с городом, потом пойду на экскурсию... Ой-ой-ой! Ну и жмёт!..»
