Послеоккупационный период - [43]

На предприятии не было строительных материалов, о которых ему не было бы известно, и таксисты знали, к кому обратиться, чтобы недорого приобрести краску или доски…

За небольшие деньги и бутылку водки Ваха отдавал все что имел, и при всех снимал последнюю рубаху, чтобы никто не мог уличить его в жадности. На худой длинной шее строителя-универсала сидели трое детей и жена, к тому же горло вмещало столько спиртного, что с первого взгляда и не подумаешь. Водители после смены часто приглашали Васю разливать содержимое бутылки по стаканам за его легкую руку. Он гордо исполнял такую работу, приговаривая:

— Сколько бы ни было водки и стаканов, я разолью так, что мне всегда достанется полный!

Бывали случаи, когда у Василия заканчивались краски ходовых цветов, и он сам изготовлял их по своим технологиям. Иногда возникали недоразумения и претензии:

— Ваха, что ты мне за краску продал? Она уже месяц не высыхает!

— А ты перед покраской поверхность три раза олифил? — выкатывал изумленные глаза Василий.

— Нет, я олифил только раз… — смущенно отвечал водитель.

— Так что ж ты хочешь?! — искренне удивлялся Ваха.

— Что ж теперь делать? — не унимался водитель.

— Смой краску, и приходи за ней по новой! Я же не Рокфеллер какой-нибудь, чтобы оплачивать твою безграмотность! Это же чилийская краска!

Чилийским он называл любой продукт, происхождение которого установить было невозможно.

Однажды весной руководство областного управления пассажирского транспорта обнаружило, что в пионерлагере этого ведомства забилась канализация. Сезон был на носу, и оказалось, что нигде нет такого специалиста, как наш Ваха. Наш начальник производства товарищ Прейс вынужден был именно с ним решать этот сложный вопрос:

— Виктор, в пионерлагерь нужно отправлять детей. Как будем прочищать канализацию?

— Пять бутылок водки, и премия в 50 рублей могут помочь мне продумать схему прочистки. Еще нужна большая бочка воды…

Лицо Вахи приобрело сосредоточенность, выражающее сомнение: не продешевил ли…

На следующее утро его привезли на такси в пионерлагерь. Возле открытого канализационного люка стояла бочка с водой, рядом — столик с водкой и недорогой закуской. Брезгливо всматриваясь в плавающие возле люка продукты жизнедеятельности, толпилось руководство областного транспортного управления. Ждали водолаза.

Василий, не обращая внимания на высокое начальство, разделся донага, привычным движением раскрутил бутылку, уже заботливо открытую кем-то, вокруг ее продольной оси, и влил ее содержимое в свое горло. Затем, не одевая никаких средств химзащиты, лежавших рядом, Ваха прыгнул головой вниз не хуже спортсмена-ныряльщика. На мгновенье сверкнула его незагорелая задница. Грязная волна с брызгами плеснула через край люка под ноги болельщиков высокого ранга, не ожидавших такого подвига, и не успевших отскочить на несколько шагов назад. Прейс сумел вовремя отпрыгнуть, и стал многословно оправдываться перед замаранным начальством.

В люке забурлило. Показалась голова Василия и рука, держащая огромную половую тряпку, причину аварии.

Герою никто не подал руки, и он стал неловко карабкаться на сушу. Недовольно отфыркиваясь, он таки вылез, осматривая свое грязное тело. Последовала команда начальника производства, и струя воды окатила «водолаза». Под аплодисменты руководства, Ваха, не одеваясь, опрокинул в себя еще одну бутылку… Он потянулся к закуске, когда Прейс закричал:

— Ваха, не тяни, скажи, что там еще осталось?

— Ты не видишь, какой водоворот бурлит в люке? У меня так бурлит в животе! Дай закусить! — и Вася снова потянулся непослушной рукой к закуске.

— Вася, одень хотя бы трусы! Вокруг столько начальства! — взмолился Виктор Яковлевич.

— Тогда дай мне свой галстук!

Мишка-бандит

Михаила, водителя такси с большим стажем, зря называли бандитом. В трезвом виде он был спокойным и даже очень вежливым человеком. На линию выезжал вовремя, предварительно рассчитавшись с медработницами и протерев влажным полотенцем капот своей «Волги». Плановое задание выполнял, никаких нареканий не имел. Приятная трезвая улыбка хорошо воспитанного ребенка всегда располагала к нему пассажиров.

Однако, приняв свою порцию спиртного, Миша преображался мгновенно. Непонятно, куда девалась его застенчивая улыбка. Его глаза начинали светиться недобрым красноватым огнем. Он ходил по территории таксопарка, выискивая, к чему бы придраться.

На первой стадии Мишу еще можно было ублажить добрым словом, но после дополнительной дозы спиртного уже не помогало ничего. Он подходил к административному корпусу и начинал кричать, сначала не очень громко, как это делают артисты оперного театра во время распевки, потом, набрав побольше воздуха в легкие, во все горло вещал о том, как в прежние времена воровал курей в каком-то колхозе вместе с генеральным директором таксопарка… Конечно, кто при советской власти не воровал? Но зачем выносить сор из избы?

Миша обычно кричал долго. Никто к нему не подходил: а вдруг он еще что-нибудь вспомнит? Успокаивать его тоже не следовало, это только распаляло оратора, и он чувствовал в себе силу невероятную. Если Михаила никто не трогал, он начинал описывать круги вокруг административного здания, ожидая встречи с директором, но тот не хотел его видеть, и не выходил.