Последняя война - [40]

Немец-офицер также не видел больших перспектив в наступившей перестрелке. Он выскочил из-за дерева, проваливаясь в снегу, крикнул своим: "Вперед!" Снова поднялись каратели и теперь шли, несмотря на то, что партизанский огонь поднялся бешеным вихрем. Шли, издавая автоматный оглушительный треск, падали, но не залегали.

Славка увидел, как немец-офицер - он размахивал пистолетом опустился вдруг на колени, к нему бросился кто-то на помощь. Вот он подошел, сорвал с себя ранец, но Славка прицелился, и ранец выпал из рук немца, сам же фашист нелепо продолжал стоять, не пытаясь наклониться, чтобы поднять ранец. Славка еще прицелился, но выстрелить не успел, немец рухнул прямо на своего офицера.

Они были совсем близко. Уже можно было различить их лица, уже Сергей Васильевич не один раз подумал об Арефии Зайцеве, уже собирался отдавать команду приготовить гранаты.

Арефий же, проваливаясь по пояс, шел впереди взвода, хватал на ходу снег, потому что пересыхало во рту. Он заходил во фланг. Когда немец, выронив ранец, рухнул на своего командира, Арефий уже видел карателей со спины. Он остановил на минуту взвод, чтобы перевести дыхание. Потом бойцы стали продвигаться от дерева к дереву и, приблизившись почти вплотную к левому флангу карателей, забросали их гранатами. Пулеметчик, примостившись к дереву, стал поливать фашистов длинными очередями. Стреляя на ходу, бойцы Арефия Зайцева пошли на немцев, и тут же поднялся Сергей Васильевич с отрядом. Как ни гибельно было показывать партизанам спину, лишившись командира, фашисты повернули назад. И это было их концом.

Славка бежал - это, конечно, нельзя было назвать бегом, это было поочередное вытаскивание ног из глубокого наста, - бежал он и думал почему-то только об этом фашисте, у которого выпал из рук ранец. Он не искал убегающей спины, чтобы выстрелить в нее, а искал глазами то место, где рухнул тот самый немец.

Кругом стоял страшный крик. Кричали одержавшие верх партизаны. Кричал в черном полушубке, в черной овечьей ушанке, огромный и внушительный, всегда такой солидный Сергей Васильевич Жихарев. Он бежал на длинных ногах впереди всех.

...Вот он и тот немец. Славка схватил его за ворот и отвалил навзничь. Интеллигентное лицо фашиста, в металлических очках, было мертво. Красавец брюнет, лежавший под интеллигентом, немец-офицер, был жив, он шевельнулся, посмотрел на Славку красивыми глазами. Славка на какое-то мгновение вспомнил Сашку, как тот на картошке лежал с тремя дырками в животе, как шел по снегу босиком. Поднял винтовку и выстрелил по этим красивым глазам.

Ранец был из телячьей кожи. Одна сторона его, внешняя, где застежка, сохраняла рыжую телячью шерсть. Славка никогда не видел таких ранцев, не видел вообще из такой кожи, с живой шерстью, никаких предметов.

7

Сергей Васильевич приказал взводным снести в лагерь оружие, - а каратели, к великой радости комиссара и лейтенанта Головко, оставили свой ротный миномет и несколько ящиков мин, которые они тащили сюда на салазках, - постаскивать в одно место, подальше от лагеря, и зарыть хотя бы в снег трупы карателей, собрать бумаги, документы, записные книжки, фотографии. Вся эта работа продолжалась до позднего вечера. Пулеметчика похоронили утром, чтобы не смешивать одно дело с другим. После похорон пулеметчика комиссар вызвал к себе в отсек Славку.

- Ты, Холопов, философию изучал, - сказал Сергей Васильевич, давай-ка разбираться с бумагами. Вот мешок, сортируй.

Славка прямо на пол вывалил из мешка бумаги и стал брать пачками на стол, разбирать. Как хотелось ему блеснуть перед комиссаром! Он просматривал письма, записные книжки, тетрадки - тут только и были письма да дневники, ни одной деловой бумаги, отпечатанной на машинке. Почерки разные - крупные, мелкие, наклонные, прямые, чернила и карандаш - бумага разная, записные книжки разные, но до ужаса все одинаково непонятно было для Славки. Он краснел, в висках шумело, пот выступал на лбу и под мышками - так ему хотелось понять что-нибудь, так хотелось помочь комиссару. Но он убедился, к великому удивлению своему, что ничего не может прочитать.

- Тут все готическим шрифтом, - упавшим голосом признался Славка.

- Неужели ничего не можешь? - удивился Сергей Васильевич.

- Ну вот понимаю "Mein lieber", а дальше не разберу, - взял Славка одно письмо и снова бросил его на стол. Комиссар спросил, что означают хотя бы эти слова.

- "Мой дорогой", "мой любимый", - ответил Славка.

Петр Петрович тоже выжидательно глядел на Славку, и ему хотелось узнать, что тут написано в этом ворохе. На его лице тоже было разочарование. Он встал с нар, подошел к столу, ковырнул рукой горку бумаг и с обидой или, может быть, с досадой, что не могли ничего прочитать, сказал тихо:

- Сволочи.

- Почему же ты, Холопов, по-готическому не можешь читать? - спросил комиссар.

- Не выучил, да мы особенно и не изучали-то готический. Я и не знал, что они готическим шрифтом пишут.

- Ну, ладно, - примирительно сказал Сергей Васильевич, - убирай все будем завтракать. Командир, где там девчата?

Петр Петрович вышел за Настей и Верой.