Последняя «виннебаго» - [9]

– Вы забыли, что в машине есть телефон, и потому поехали по… – он заглянул в свою выписку, и мне показалось, что он что-то отмечает, наверное, в кармане у него лежал магнитофон, – дороге 7-11 к углу улиц Макдауэлла и Сороковой и позвонили оттуда. А почему вы не дали дежурному Общества своего имени и адреса?

– Я торопился. Я должен был исполнить два поручения до полудня, второе в Скоттсдейле.

– Значит, поэтому вы и не оказали помощи животному, потому что торопились.

«Ах ты подлец!» – подумал я, а вслух сказал:

– Нет. Помощи я не оказал, потому что никакой помощи оказывать не надо было. Он… животное было мертво.

– А как вы убедились в этом, мистер Маккоум?

– У него сочилась кровь изо рта.

Тогда я счел добрым признаком, что больше ниоткуда у него кровь не течет. Когда Аберфан попытался поднять голову, у него потекла изо рта маленькая струйка крови и капельки стали просачиваться в утоптанный снег. И тут же перестала сочиться, даже прежде, чем мы внесли его в машину.

«Все в порядке, дружок мой, – сказал я ему. – Скоро приедем».

Кэти запустила машину, остановила, снова запустила и погнала ее туда, где можно было повернуть. Аберфан обмяк у меня на коленях, хвостом на коробке скоростей. «Не двигайся, дружок», – сказал я и провел рукой по его шее. Там было мокро. Я поднял руку и со страхом взглянул на ладонь. Но крови не было. Просто влага от растаявшего снега. Я обтер ему шею и голову рукавом свитера.

«Далеко ехать?» – спросила Кэти. Она крепко сжимала руль обеими руками, спина ее была напряжена. «Дворники» метались по стеклу машины, не успевая счищать густо валивший снег.

«Примерно пять миль. – Она нажала на педаль, ускорив ход, а потом, когда машина забуксовала, чуть сбавила скорость. – С правой стороны шоссе».

Аберфан поднял голову с моего колена и посмотрел на меня. Десны его посерели, он тяжело дышал, но кровь как будто больше не шла. Он попытался лизнуть мне руку.

«Ты справишься с этим, Аберфан. Ведь ты уже один раз справился, помнишь?»

– Так вы из машины не вышли и не подошли удостовериться, что животное мертво? – спросил Хантер.

– Нет.

– И вы не догадываетесь, кто мог сбить шакала? – Слова звучали как обвинение.

Он обернулся к человеку в форме, который обходил мою машину с другого бока.

– Фу, ну и жара, словно в печке! – Он встряхнул воротник рубашки. – Вы не позволите мне войти? – Это значило, что не следует мешать человеку в форме производить расследование. Пожалуйста, пускай обследует. Я ему мешать не буду. Чем скорее он обрызгает бампер и шины специальным составом, чтобы закрепить для обвинения следы шакальей крови, которых там не было, сложит смоченные листки в пакетики для улик и присоединит их к тем, которые уже наполняли карманы его формы, тем скорее они уберутся. Я открыл пошире решетчатую дверь.

– Ну прямо чудо! – сказал Хантер, все потряхивая воротник. – В этих старых глинобитных домах так прохладно. – Он оглядел комнату: проявитель, увеличитель, диван, фотографии на стенах. – Вам не приходит в голову, кто мог сбить шакала?

– Думаю, автоцистерна-водовоз. Кто же еще мог оказаться на Ван-Бюренском шоссе в эти утренние часы?

Я был почти уверен, что это был легковой автомобиль или маленький грузовик. Автоцистерна оставила бы от шакала мокрое место. Но у водителя водовоза разве что заберут на время права и заставят пару недель возить воду в Санта-Фе вместо Финикса, а может быть, и без этого обойдется. У нас в редакции ходил слух, что Гуманное Общество в лапах Бюро водоснабжения. А вот если это была легковушка, то Общество конфискует машину, а водителя засадит в тюрьму.

– Все водовозы стараются поскорее проскочить мимо дорожных фотокамер. Этот, наверное, даже не заметил, что задавил зверя.

– Что? – переспросил он.

– Я сказал, что это скорее всего был грузовик. В часы пик больше никто не ездит по Ван-Бюренскому шоссе.

Я думал, что он скажет: «Кроме вас», – но он не сказал. Он даже не слушал, что я говорю.

– Это ваша собака? – спросил он, глядя на фото Пердиты.

– Нет. Это была собака моей бабушки.

– И какая она?

Противная была тварь. А когда умерла, бабушка плакала по ней, как ребенок.

Я сказал:

– Это была чихуахуа.

Он стал оглядывать другие стены.

– Это вы фотографировали всех этих собак? – Его манера изменилась. Он говорил вежливо, и я только теперь понял, как нагло он держался раньше. Шакалы, видимо, не только по мостовым бегают.

– Некоторых я снимал. А вот эту нет. – Он смотрел на соседнее фото.

– Это боксер, да? – Он показал пальцем.

– Английский бульдог.

– Ах вот как. Это их изничтожили за злобность?

– Нет, не их.

Он шел дальше, словно турист по музею, и остановился перед снимком, висевшим над проявителем.

– Ручаюсь, это тоже не вы снимали. – Он показал на туфли с высокими каблуками, старомодную шляпу на полной старой женщине, обнимавшей собак.

– Это фотография Беатрис Поттер, английской детской писательницы. Она написала «Кролик Питер».

Это его не интересовало.

– А какие у нее на руках собаки?

– Пекинесы.

– Замечательно сняты.

Они были сняты ужасно. Одна отвернулась от камеры, а другая мрачно сидит на руках у хозяйки и думает, как бы удрать. Совершенно ясно, что ни та, ни другая сниматься не хотели, хотя их приплюснутые мордочки и маленькие черные глазки ничего не выражают.