Последняя рукопись - [79]

Лин прижалась к нему, когда он уснул – не на своей стороне постели. Позже, несмотря на воздействие алкоголя, лекарств, усталости и всего остального, Лин осознала, какие страдания он испытывает, ведь она тоже утратила память. «Травматическая амнезия», – сказал полицейский. Напрасно она пыталась вспомнить, ничего не получалось. С этим можно жить, амнезия не приносит страданий до тех пор, пока человек не начинает отдавать себе отчет в том, что его собственный рассудок украл у него целые куски жизни, которые, возможно, никогда не будут возвращены.

Вот почему Джордано был так важен для них. Он был куском исчезнувшей памяти Жюлиана.

Лин погрузилась в сон с твердым намерением заставить Грегори говорить.

45

Когда Лин открыла глаза, спальню заливал яркий свет. Солнечные лучи отбрасывали блики на мебель. На вилле стояла такая тишина, что можно было услышать, как в ожившем от криков чаек заливе поет море. Вершины дюн за окном изменили форму, стали более мягкими, округлыми, словно упавшие с неба облака.

Лин откатилась в сторону, заслонив ладонью глаза. Двенадцать десять, 24 декабря 2017 года. Она спала беспокойным сном, прерываемым резкими пробуждениями и жуткими видениями. Дюны Дюнкерка, карнавальные маски, зонтики на улицах и глухое гудение больших барабанов. Барбара… Ее лучшая подруга детства… Что с ней стало после той трагедии? Как сложилась ее жизнь? Лин злилась на свою память, а особенно, конечно, на родителей. Она имела право знать.

Она поднялась с постели, вдохнула аппетитные запахи специй, курицы, оливкового масла. Наступило воскресенье, рождественское воскресенье, один из тех дней, когда большинство людей должно просыпаться в радостном настроении и хлопотать, готовясь к праздничному ужину. А она больше не знала вкуса Рождества, праздничного пирога, торжественного ужина в кругу семьи. Все рухнуло январским днем четырнадцатого года, когда ее жизнь остановилась. И потянулись четыре года выживания.

Закутавшись в халат, Лин неспешно спустилась в кухню. Эти волшебные ароматы могли напомнить ей счастливые моменты прошлого. Жюлиан обожал стряпать. И сейчас он специальной ложкой поливал маслом куски мяса, которые подрумянивались на сковороде.

– Рис карри: думаю, это одно из моих коронных блюд. Я не знал, до которого часа ты будешь спать, так что успел кое-что купить к рождественскому ужину для нас с тобой и моего отца. Я взял машину, поехал и без особых проблем нашел магазин. Это ведь хорошо, правда? Пришлось рассчитаться наличными, потому что я забыл, как… короче, не сумел вспомнить код своей «голубой карты». Ты его знаешь?

– Семь-два-два-ноль.

Он приложил к виску указательный палец.

– Записано. Ко всему прочему у нас есть морепродукты, фуа-гра, шардоне. Надеюсь, ты любишь?

Лин кивнула и улыбнулась – почти робко.

– И еще я сделал уборку. Этот черный порошок для выявления отпечатков пальцев был повсюду… А теперь его нет. Не хочу больше никаких негативных волн в этом доме.

Лин не удалось сдержать улыбку, в ней шевелились воспоминания. Жюлиан вел себя как ни в чем не бывало. Он подошел обнять жену, потом отстранился и заглянул в ее глаза.

– Обещаю тебе понять, что произошло. Я буду бороться, чтобы вновь обрести свою память и продолжать делать то, что делал всегда в течение четырех лет. Искать правду.

Жюлиан указал на светящийся монитор. После того как пять дней назад он уничтожил все содержимое своего компьютера, сейчас он включил его и восстановил все приложения. На экране и на принтере – кучи статей о деле Джинсона.

– А если надо начать с нуля, я начну с нуля. Я не упущу ничего. Ты будешь рядом, и мы все восстановим, договорились?

Она кивнула и пошла за стол. Жюлиан накрыл его на двоих. И сел туда, где сидел всегда. Случайность? Рефлекс? Постепенное улучшение памяти? Лин поела без аппетита. Блюдо оказалось чересчур пряным, но она сделала вид, что ей нравится. Разумеется, все ее мысли были про Барбару, про то, что узнала от психиатра, про Джордано. Она любой ценой должна съездить повидать его в той норе, заставить говорить. Чтобы он рассказал все до конца, чтобы выплюнул правду, потому что силы ее на исходе, потому что невозможно вечно ходить по краю пропасти, потому что надо, чтобы кошмар наконец прекратился.

Но как в течение дня съездить из Берка в Амблетёз в присутствии Жюлиана? Обмануть его? Как выкрутиться из запутанной ситуации, в которую она влезла, не поставив его в известность?

В дверь позвонили. Жюлиан поднялся со стула прежде, чем Лин успела среагировать.

– Иду.

Он открыл и, опершись рукой о косяк и разинув рот, на мгновение застыл, а затем отступил. Лин рванулась, как кобра, и тоже замерла. Отравленная стрела пронзила ей сердце – она осознала, что момент, которого они так ждали и так боялись, настал. Что человек за дверью – это Мессия и воплощенная смерть…

Наконец узнать…

Сейчас это случится.

Момент настал.

И тогда она бросилась к двери. Ей казалось, что она двигается слишком медленно, что испуганное лицо Жюлиана облеплено каким-то мягким тестом. И первое, что она заметила у мужчины – она знала, что это мужчина, даже прежде, чем он появился, – его полный песка левый ботинок, а потом черную перчатку, сжимавшую трехцветную карточку: синий, белый и красный в правом углу.