Последняя надежда - [5]

После истории с Симоной мне необходимо было высказаться. Разрядить кое-какие аккумуляторы. Восстановить веру в устои. Но этот инженер, какова штучка, опять за свое!

- Не знаю, не знаю... Инициатива принадлежала ему, щербатому, а я не мог сразу разобраться, как мне поступить. Он подвинул в мою сторону сложенные вчетверо листки и велел мне читать. Только осторожнее, говорит, не помните оригинал.

В голосе инженера послышался сдавленный хрип. Как они эмоциональны, эти люди! Не то что мы - тверды как скала.

- Я перечитывал его позавчера. Память не магнитофон, но все же...

Бесценный свидетель. И главный заложник. Упускать его никак нельзя. Ни в коем случае.

Он набрал в легкие побольше воздуху.

"Милая моя, дорогая Анна! Минул месяц со дня нашей встречи, а мне он показался годом. Годом смятений и тоски. Не проходит дня, не проходит и часа, чтобы я не подумал, не вспомнил о тебе. Ты везде со мной - такая, какую я тебя встретил впервые, на том вечере - в глухом черном платье до пят с алой розой на груди, какой увидел во второй и последний раз - в строгом зеленом костюме с янтарной брошью. Ты поразила мое воображение, и я влюбился в тебя безрассудно, как мальчишка. Я люблю тебя, как солнце любит день, как месяц любит ночь. Мое воображение рисует фантастические картины, вот я в образе закованного в латы средневекового рыцаря веду осаду крепости, чтобы похитить тебя, мою единственную. А вот я в плаще, с гитарой под полою, стою под твоим окном и пою испанскую балладу..."

- Валяй, валяй, чего запнулся!

- Меня что-то подташнивает.

Интересно, из каких обрывков склеил тринадцатый этот текст? Что-то знакомое. Что-то из коротких повестей моей дорогой Симоны.

- "фиалка ты моя ночная, орхидея дурманящая, роза прекрасная! Лечу к тебе на крыльях мечты. Как жаль, что обстоятельства сильнее нас, и я не могу увидеть тебя в этот же миг, когда, тоскуя, пишу тебе эти строки. Чтобы встретиться вновь, мы должны отдалиться друг от друга. Я уезжаю, увидимся не скоро, но меня это не тревожит, так велика моя уверенность в нашем чувстве - твоем и моем. Разлука для любви что ветер для огня маленькую искорку он гасит, а большую раздувает. И костер моей любви..."

Инженер поперхнулся. В глазах у него стояли слезы.

- Достаточно, Роберт. Метод понятен, но только вот смогу ли я им воспользоваться?

- Ты - тоже? - в ужасе проговорил он.

- Шучу, дружище, шучу.

Он утер глаза носовым платком.

- Я сразу поверил, Оскар, будто щербатый влюблен в Анну. Он же... Он наслаждался впечатлением, которое произвело на меня его письмо. Губы его поползли в сторону и застыли в полуулыбочке.

- В этом есть что-то неприятное.

- И мне так показалось. И тут я вспомнил, что он нечеловек. Дьявольское отродье. Об этом давно ходили слухи.

- О чем? - с ледяным спокойствием осведомился я. - Какие такие слухи?

- Что среди нас затесались искусственные люди, гомункулусы, и похищают наших женщин, и управляют нами исподтишка...

- И забирают лучшие куски, и вообще они во всем виноваты, - докончил я. И прибавил как можно мягче: - Басни, Роберт.

Он отмахнулся.

- Но, понимаешь, Оскар, не он в нее, а она в него влюбилась без памяти.

- Опять женская психология? Она любит, если он ей пишет.

- Оскар, ты мне не поверишь, если я тебе скажу, что он мне сказал.

- Отчего же, приятель, ты не только самый осведомленный, но и самый правдивый человек на свете.

- Он сказал, что это письмо на продажу.

ЕС-01 в глубоком нокауте, если такое вообще возможно. Первый удар нанесла ему Симона, второй - ЕС-13 в исполнении стареющего инженера, знающего слишком много для человека своей профессии. Оказалось, что первый номер склонен к скороспелым выводам. Что это - несовершенство программы или следствие чересчур длительного общения с людьми?

- Анна жила в Лироне.

- Где? Ты ошибся, Роберт. Там живет Симона.

- Конечно. Теперь Анна там не живет.

- И вместо нее живет Симона.

- Не сбивай меня, пожалуйста. Он направлялся к Анне, чтобы лично вручить ей это письмо... "Подниму ее в предрассветный час, опущусь на колено, поцелую подол ночной рубашки и спою балладу о любви. Я уже держал в руках почтового голубя, чтобы отправить его тебе с этими небесной голубизны листочками, исписанными кровью моего сердца, но понял, что умру в дороге, если сейчас же, немедленно не увижу тебя. Слышишь, тихо ржет внизу и перебирает копытами мой конь - пора, в путь-дорогу. Я покидаю тебя, и, может, надолго. Жди меня и думай обо мне... Это укрепит меня в моем тяжком пути одинокого странника".

- Милая черноокая, чернокосая Симона, как одинаково вы строчите свои романы, черт возьми. Извини, Роберт, я прервал тебя...

- "Ах да, одолжи, пожалуйста, немного денег, орхидея ты моя цветущая, облачко мое небесное..." Дьявольское отродье!

Инженер стукнул кулаком по столу.

- Нет, каков! - пробормотал я, отставив свое программное холодное "ну-ну". - Вместо того, чтобы интегрироваться, чем занялся, шельма!

- Любовь женщины, сказал он, это яблоко, которому надо дать созреть, прежде чем его срывать. Через какое-то время, сказал он, я опять наведаюсь к Анне, как навещаю время от времени всех своих клиенток...