Последняя любовь - [3]

Молодой человек в ответ тоже рассмеялся.

— Вы, женщины, — одно, а мы, мужчины, — другое. В чем для вас смысл жизни, для нас только ее украшение. Что для вас цель, для нас лишь опора; что вас создает и преображает, нас только дополняет.

— Если бы кто-нибудь, — смеясь, прервала его Регина, — подслушал наш разговор и планы, какие мы строим, приближаясь к минеральным водам, тебя приняли бы за ловкача, ищущего богатую невесту, а меня за женщину, мечтающую о замужестве и «друге жизни». Вот нелепость!

Рассмеялся и Генрик.

— Мы с тобой настолько выше подобных подозрений, что можем не стесняться наших поступков и слов. Может, я и встречу свой идеал, а для кого-то ты станешь идеалом.

— Хорошо, хорошо, братец, — весело подхватила Регина, — строй свои воздушные замки, в которых твое живое воображение хочет поселить меня. Боюсь только, как бы они не рухнули, как некогда мои в Ружанне.

При последних словах брови ее слегка нахмурились, веселая усмешка, с которой она до этого говорила, сменилась горькой и грустной. Затуманилось и лицо Генрика.

— Зачем вспоминать прошлое, Регина?

— А как забыть его? — возразила она. — Оно камнем лежит на сердце, гнетет мысли о настоящем, угрожает будущему. Оно так глубоко вошло в мою жизнь, что я ни на минуту не могу забыть о нем. Его грустные картины стоят передо мною всегда, оно говорит со мной на языке умерших для любви и надежды, — на языке отчаяния, на котором говорило со мной и в годы моей юности, — в лучшие годы жизни! Даже если бы я и смогла забыть прошлое, каждое встреченное знакомое лицо напомнит мне о нем и о моем настоящем. Ну скажи, Генрик, сам, кто я такая?

— Для умного и благородного человека, — ответил Генрик, серьезно и с любовью глядя на сестру, — ты благородная и умная женщина. Только глупцы или невежды бросят камень в того, кто с первого взгляда покажется им плохим, наперед не разобравшись, в чью грудь угодит камень.

Пока Генрик произносил эти слова, карета въехала на широкую немощеную улицу в Д., быстро миновала ряды серых, по большей части низких домиков, исчезла за воротами небольшого, чисто выметенного двора и остановилась перед крыльцом тоже небольшого, но удобного на вид дома.

Помещение, видимо, было снято заранее, и молодые люди, выйдя из кареты, сразу же прошли в дом, а кучер с помощью казачка стал распрягать лошадей, которые фыркали и позванивали упряжью. На стук приехавшей кареты из флигелей, окружающих подворье, вышло трое молодых людей, с сигарами в зубах. В сумерках карета, прислуга, лошади казались издали смутным пятном, и, перебросившись несколькими словами, молодые люди подошли поближе. Красивая карета, дорогие лошади и сбруя, молодцеватая, просто, но прилично одетая прислуга усилили их любопытство и желание поглядеть на их владельцев.

Один из молодых людей подошел к кучеру и спросил:

— Будь добр, любезный, скажи, кто приехал?

— Пан Генрик Тарновский с сестрой, — ответил тот, продолжая заниматься своим делом.

Молодые люди переглянулись.

— А откуда приехал пан Тарновский? — снова спросил один из них.

— Из-под Киева, — ответил парень, одетый казачком.

Любопытные молодые люди, тихо перемолвившись по-французски и еще раз оглядев карету и лошадей, вновь задали вопрос:

— И богат ваш барин?

— У него тысяча душ, — гордо вскинув голову, ответил казачок, — и денег пропасть.

— Хо, хо! — воскликнул один из молодых людей. — Украинский магнат! А сестрица? Са doit être une magnifique jeune personne[2].

— Xa, xa, xa! — рассмеялся второй. — Может, она страшилище?

— Что ты мелешь, Фрычо! Страшилище! Разве это возможно? Если у брата тысяча душ, то и у нее должно быть немалое приданое.

— Mon Dieu![3] Может, она замужем!

— Mais, mon cher, tu es désespérant avec tes[4] «может»! «Может, страшилище! Может, замужем!» Ты хотел бы, чтобы на здешних водах не нашлось ни одной приличной партии!

— Ну вот, ты опять, Брыня, — обиженно возразил Фрычо. — Я сам в отчаянии, что в этом году сюда съехались только сброд да голытьба. Если бы не графиня Икс, негде было бы и время приятно провести. Dieu donne[5], чтобы эти господа были из порядочного общества. — И, снова подойдя к казачку, он спросил:

— А барышня хороша собой?

— Какая барышня? — удивился казачок и поднял на молодого человека черные блестящие глаза.

— Ну, сестра твоего барина.

— Сестру моего барина зовут госпожа Регина Ружинская.

Как же вытянулись физиономии у молодых людей! Они взглянули друг на друга, грустно качая головами. Вдруг искрой надежды у них блеснула гениальная мысль, и один из них вновь задал вопрос:

— Почему же госпожа Ружинская путешествует с братом, а не с мужем? Она вдова?

— Нет, не вдова, — буркнул казачок, выведенный из терпения бесконечными вопросами.

— Значит, она замужем? — настаивал молодой человек, желая добиться истины о положении Ружинской в обществе.

— Нет, не замужем, — совсем уж нелюбезно возразил рассерженный и окончательно выведенный из себя слуга и, взяв под уздцы двух лошадей, пошел к конюшне следом за кучером, ведущим другую пару.

Молодые люди, оставшись одни у кареты, прыснули со смеху.

— Не барышня, не вдова, не замужем! Кто ж она, черт возьми! Знаете, мои дороги, que са prete à l'équivo-que