Последняя лошадь - [11]

– Пять катушек пока никак…

– Ничего, докакается…

В «правом углу манежа», как любил шутить Земцев, репетировали его студенты. Он восседал перед ними на стуле, как Наполеон при Ватерлоо, и периодически что-то подсказывал, корректировал броски. Напротив него за барьером с прямой спиной сидела Виолетта Николаевна Кисс, представительница старинной цирковой династии с итальянскими корнями, некогда блистательная артистка и теперь такого же уровня педагог. Примадонна, как подчёркнуто звал её Земцев, сейчас репетировала со своим учеником. Её красивое лицо было непроницаемым, реплики немногочисленны и скупы.

Почти в одно и то же время Виолетта Николаевна и Фирс Петрович выпустили двух выдающихся жонглёров с мировыми именами, которые теперь стали кумирами молодёжи и эталоном жонглирования. Сергей Игнатов представлял жонглёрскую школу Кисс, а Евгений Биляуэр, соответственно – Земцева. Эти жонглёры в открытую конкурировали между собой. Ревностно относились друг к другу и их педагоги. При встрече они сдержанно здоровались и побыстрее старались разойтись. Между ними, как и между их учениками, в худших традициях цирка, дружбы не было…

– Мостовой, добрось! Володя, Егоров, ну ты же не докручиваешь, вот Шишкин и подсаживается. Так, стоп, бестолковые, давайте комбинацию сначала…

Пашка стоял на своём пятачке манежа и, как говорится, упирался рогом. Фирс одобрительно поглядывал в его сторону.

– Неплохо, неплохо, ещё лет триста, и можно выпускать на зрителя…

Рядом пыхтел Колька Тугов, который то и дело наклонялся за падающими предметами. Он пытался бросить пять булав. Корпел над этим вот уже второй месяц.

– Поклоны бить не надоело? – раздражённо бурчал Земцев. – Ты что, бестолковый, свою фамилию оправдываешь? Не позорь династию! Твой дед, знаешь, каким акробатом-эксцентриком был! С ним за счастье считали поработать в одной программе! Дай булавы!

Фирс приподнялся со стула.

– Ты же правую кисть закрываешь, куда булаве лететь, вот они и сталкиваются. Следи за моими руками, на кисти смотри! – Земцев начал жонглировать. Пятёрка булав летала как-то неуверенно, слегка кособоко, ритм был немного неровный, но они не падали.

– О-о! – раздались возгласы и аплодисменты тех, кто в этот час был на манеже.

– Ладно вам… – Земцев хмурился, но в душе, чувствовалось, он был доволен – не опозорился. Колька решил подколоть.

– Вот вы, Фирс Петрович, всё о ритме говорите, а у самого-то азбука Морзе какая-то…

– Ах ты, уголовник! – Земцев снял туфлю и запустил ею в Тугова. – Мне скоро семьдесят! Я последний раз булавы держал в руках лет двадцать тому назад! Морзе ему! Ты сначала нашу азбуку выучи, недоросль! Подай башмак!

Колька боязливо протянул стоптанный ботинок, который, конечно же, пролетел мимо него.

– Не, ну правда, Фирс Петрович!

– Ты чего, бестолковый, хочешь от меня! Моё время кончилось, я теперь жонглёр-теоретик…

– А какие ещё жонглёры бывают? – Тугов приготовился внимать. Замерли и все остальные.

– Хм, какие?.. Есть хорошие, есть плохие, ну это понятно. Есть, как я уже тебе сказал, жонглёры-теоретики, – он многозначительно посмотрел в сторону Виолетты Николаевны Кисс. – Есть жонглёры-практики. Это те, которые сейчас на манежах трудятся.

– А я кто? – Тугов в ожидании ответа поднял брови.

Реакция старого мастера последовала мгновенно. Земцев никогда за словом в карман не лез.

– Ты?.. – Фирс Петрович пустил струю дыма из раскуренной папиросы, почесал большим пальцем небритый подбородок и постарался подобрать определение точное и максимально деликатное. – Ты, турок-бестолковый, пока жонглёр-проктолог.

Взрослые ребята прыснули. Сеничкин смущённо кашлянул. Примадонна укоризненно посмотрела в сторону Земцева и, поджав губы, отвернула лицо: «Опять этот прапорщик неотёсанный!» – как она, в свою очередь, называла того за глаза.

Колька Тугов сделал выжидательно-вопросительное лицо. Потом нетерпеливо задал вертевшийся у него на языке вопрос:

– А это кто?

Земцев, стряхивая пепел, подчёркнуто спокойно пояснил:

– Это те, кто не слушают советов и поэтому жоглируют через ж…у!..

Глава седьмая

Глаза не открывались. Пашка понимал – надо! Но они смыкались сами собой, какие бы усилия он не прикладывал. Накануне удалось поспать всего пару часов, да и то в цеху, на жёстких пачках газет, от которых резко пахло бумагой и типографской краской. Какой уж тут сон, скорее полуголодный обморок…

Сегодня октябрьское утреннее небо было хмурым и мокрым. Под шелест дождя так хорошо спалось на общежитской кровати! Сон водил по векам мягкой кисточкой. Внутри что-то тревожилось – надо вставать! Голова гудела, сновидения тяжёлым клубком метались в мутном забытьи.

Надтреснутый зов будильника ещё полчаса тому назад отзвонил побудку и теперь тревожным эхом и мерным тиканьем, в подсознании, отсчитывал минуты опоздания. «Надо встава-ать!..». Пашка свесил ногу в попытке проснуться. Она тут же была укушена прохладой осеннего утра – батареи ещё не включили, и интуитивно нырнула назад под спасительное одеяло. Блаженное тепло убаюкало и распластало молодое тело на казённой простыне общаги. «Так! Фигня! Рота, подъём!!! «Но «рота» никак не хотела шевелиться…