Последняя командировка - [77]

— Вам на какую планету? — спрашивает незнакомый голос.

Поколебавшись минуту, она выбирает Марс.

— Тогда сюда. Держитесь как-нибудь — лестница качается, из лунных лучей получаются, очень слабые веревки.

— Нет, — говорит Нюша, — так я не хочу. Я подожду, когда будет ракета.

— Как угодно, — отвечает голос. — Только мне это очень досадно. Я бы вас поддержал на этой лестнице, мы бы вместе пошли…

— Да она ж у вас уже девка, — слышится голос тетки Марфы. — Сколько можно учиться!

— В полном смысле.

— Где?

— Должно, спит.

Лицо отца выступает сквозь занавеску:

— Нюша, сходи, дочка. Как договорились… Пройдешь через терраску.

Нюша ясно видит отца, хотя не совсем еще проснулась. Он пьян, конечно. А вина все-таки не хватило.

— Ладно. Сбегаю.

Нюша идет по улице, глядя в небо: здесь она только что была. Луна переменила место, отошла подальше, но все так же сыплются с нее голубые искры, образуя как бы мост, переброшенный с неба на землю, и Нюша идет, не отрывая от него глаз.

В кармане письмо: «Вот хорошо, сейчас и брошу».

Почта закрыта. Можно и простым. Нюша опускает конверт в почтовый ящик, как опустила бы монетку в кружку фокусника, чтобы белый кролик вынул для нее из ящика билетик с судьбой. Так было в прошлом году на ярмарке. Билетик цел и теперь. На нем написано: «Во всем вы встретите удачу, в Крыму приобретете дачу». Зачем ей дача в Крыму? Она даже расстроилась тогда. Вот сейчас она всерьез загадывает на свою судьбу: ответит ей писательница… и тогда…

— Пол-литра, пожалуйста.

— Простую? «Столичную»?

— Какая дешевле.

— Возьмите, девушка.

Продавец, перекинувшись через прилавок, смотрит ей в лицо:

— А вы… ничего себе, Нюрочка. Подрасти только надобно. Как насчет кавалеров?

Звякает дверной колокольчик. Нюша идет, пряча под платком бутылку. Она откинула голову и опять глядит в небо, но там нет уже ни месяца, ни моста. Может быть, тучка набежала, а может быть, оттого, что несет она водку. Все-таки ей слова продавца приятны. Скоро мать разрешит ей ходить в клуб на танцы. Пусть поглядят, какая она выросла, и еще немножко вырастет, и еще лучше будет… А виденье исчезло…

Нюша распахивает дверь своего дома, и навстречу ей несется дымный чад, пьяные голоса. И кто-то ловит ее, раскинув руки. Она сдает в эти руки бутылку и прячется в углу, на терраске, где остро пахнет яблоками. Потом тихонько в горенку свою — и в постель. Хорошо бы тот же сон приснился. Пожалуй, надо попробовать залезть на небо по той хлипкой лестнице вместе с тем, кто звал ее: «Голос у него как у диктора. Красивый».

Ответ на письмо Нюра получила уже на зимних каникулах, уже около Нового года. Она перестала ждать и взяла под сомнение аксиому: «Все писатели — хорошие люди». Но письмо все-таки пришло.

«Милая Нюша! Благодарю вас за то, что вы так дружески и тепло отнеслись к моим героям. Некоторые из них, наверное, того заслуживают, хотя, право, среди них, как мне теперь кажется, нет ни одного незаурядного характера. В чем, любопытно, берете вы с них пример? Странными показались мне слова вашей учительницы: «Нет плохих писателей, как нет и плохих книг». Наверное, так должно было бы быть: плохие книги не должны издаваться, а писатели, пишущие о хороших людях и «разоблачающие» — беру это слово в кавычки, потому что оно напыщенно и тривиально, — дурных людей и дурные поступки, должны быть хорошими. С позиций хорошего человека они изобличают зло, — следовательно, не допускают его, не терпят. И само собой разумеется, что должны они следовать той программе добра и правды, которую предлагают читателям. Но так бывает не всегда. Вы спрашиваете: что такое писатель («в чем его сила» и т. д.). Это человек, одаренный талантом понимания. Он видит и слышит больше, чем другие, а иной раз и то, что вовсе не доходит до глаз и ушей тех, кто не пишет:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

Это «Пророк» Пушкина. Вы, вероятно, его знаете. Слышит он также многим сердцам недоступный сокровенный голос правды. Он допущен к душе человека, к его судьбе и жизни. И он легко, как актер на сцене, перевоплощается. Он наделен воображением и даром слова — то есть даром выражения того, что дано ему испытать и увидеть.

Вот в чем писательская сила, кажущаяся вам загадочной.

А теперь о том, всегда ли писатель бывает хорошим человеком, всегда ли он на должной высоте. Ответит вам опять же Пушкин:

Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

В заботах суетного света

Он малодушно погружен;

Молчит его святая лира;

Душа вкушает хладный сон,

И меж детей ничтожных мира,

Быть может, всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол

До слуха чуткого коснется,

Душа поэта встрепенется,

Как пробудившийся орел.

Бывает и так, что писатель сам порицает себя за какие-то качества, поступки и сам себя «разоблачает». Но и для этого он должен быть писателем — подняться над собой и увидеть себя со стороны. Помните, как кончается стихотворение «Пророк»:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

Писатель должен иметь качества пророка и вождя, и вы вправе от него этого требовать…»