Последняя командировка - [28]

— Как я рад, Лиза, что вы меня не забыли. — Он, конечно, был рад, но разволновался, не зная, как ему себя вести и как объяснить Лизу своим друзьям. Кто она, почему…

Из-под шерстяного платка на него глянули Лизины темные глаза, немного испуганные.

— Неловко, что я так рано, — зашептала она, перебирая бахрому платка. — Мне сказали, что вы приходили, спрашивали меня. Поэтому я решила… Мне надо посоветоваться, а поезд наш уходит через час…

— Через час? — огорченно воскликнул Дмитрий Николаевич. — Нет, это невозможно. Я вас не отпущу. Мы придумаем что-нибудь. Подождите минутку, я чуть-чуть наведу у себя порядок.

Оставив ее на лестнице, он вбежал в комнату и, торопясь, принялся убирать разбросанную одежду и метался без толку, перекладывая вещи с места на место. Кое-как застелил постель. Он спешил, волновался, но ему было весело и хотелось запеть. Очень приятно было знать, что в коридоре стоит Лиза и она войдет сюда через несколько минут. Дмитрий Николаевич оделся, вытер руки и лицо одеколоном, открыл форточку, подобрал с пола какую-то нитку. Косо свисало с постели одеяло, в форточку плыл воздух густым и холодным паром. Сквозь этот пар с трудом пробился хилый солнечный луч и лег на пыльную лакированную поверхность старинного рабочего столика.

— Пыль… ну да бог с ней.

Дмитрий Николаевич затолкал под кресло ночные туфли, сунул под подушку не очень свежее полотенце и распахнул дверь.

Лизы в коридоре не оказалось.

Дмитрий Николаевич даже испугался: «Неужели ушла? Странная…»

Исчезновение ее показалось ему символическим. Он сбежал вниз по лестнице и без стука открыл дверь столовой. Лиза была там. Она сидела у стола, шинель ее лежала на стуле, а платок остался на плечах.

Она разговаривала с Аннушкой, и обе почти не обратили на него внимания.

В столовой Обелин уже успел затопить печь. Сыроватые дрова горели не очень бойко, пахло дымом. Из кухни доносился звон посуды — Арсений хозяйничал. Огонь из печки падал на Лизино лицо, и все оно было розоватым и прозрачным, как яйцо, когда его рассматривают на свет. Аннушка, в темно-зеленом бумазейном халате, полусидела на постели. Держа шпильки в зубах, она закручивала на затылке длинную с проседью косу.

— …Я решила поступить работать в больницу. Все равно я буду учиться на врача. Что даст мне работа проводника? Разносить чай и постели? Знакомая учительница из Иркутска — Софья Николаевна — тоже советует…

— Вы правы, милая, — сказала Аннушка шепелявя — шпильки все еще были у нее во рту.

Лиза улыбнулась Дмитрию Николаевичу, и он почувствовал внезапно прихлынувшую к сердцу нежность. Он не отдавал себе отчета, откуда между ними, чужими и разными, эта близость, будто бы даже окрепшая за то время, пока они не виделись. «Она пришла ко мне посоветоваться. Значит, и я ей не посторонний…»

— Дима? Вы уже встали? Садитесь, голубчик. Сейчас Арсений будет поить нас чаем.

И Анна Александровна опять повернулась к Лизе:

— Но как устроиться? У вас есть какой-нибудь знакомый врач, который мог бы помочь?

— Нет. Разве это обязательно?

— Постойте, как же это я забыла, — а доктор Решетников? Невропатолог Решетников? Он ведь заведует отделением. Дима, подите на кухню и позовите Арсения. Кстати, вы, кажется, еще не умывались?

От этих слов Аннушки Дмитрий Николаевич почувствовал себя мальчиком. Будто он в родительском доме, и вот к нему впервые приходит девушка.

В кухне Арсений ставил самовар. Он взглянул на приятеля с усмешкой:

— Ста’аюсь ’ади твоей гостьи… Все готово, однако…

Он снял с плитки сковороду с гренками.

— Я сказал Аннушке, что ты ее еще по Москве знаешь…

— Действительно, я ехал с ней от самой Москвы…

— Пошли. П’ихвати самова’.

Дмитрий Николаевич неловко поднял маленький медный самовар. Горячим паром обдало лицо, он отвернулся. Горьковатый запах раскаленных углей опять напомнил детство, Ленинград. Ему случалось ставить самовар в старом доме на Васильевском острове, и он колол щепки в кухне на кафельном полу большим зазубренным ножом с отломанным кончиком.

— Когда мы были маленькие — помнишь? — чайники вовсе не были в употреблении. Чайники появились в тридцатых, по-моему, годах.

— A-а, вот и самоварчик! Вы хорошие мальчики. Давайте вашу чашку, Лиза… — Анна Александровна принялась разливать чай. За чаем обсуждали, как помочь Лизе устроиться в больницу.

— Сеня, по-моему, Решетников может ей помочь. Ведь он заведует отделением. Ты поговори с ним, Сеня, сегодня же.

— Погово’ю. Это докто’, который лечит Аннушку, Лиза. Он — душевный человек. В качестве кого вы будете у него ’аботать?

— Просто санитаркой. Кем же еще? Потом поступлю учиться. Ой, что же это я делаю? Ведь мой поезд уже, наверное, ушел! — Лиза схватила свою все еще мокрую и тяжелую шинель.

— Ах, как мне не хочется вас отпускать, Лизонька! — огорчилась Анна Александровна. — Но ведь ненадолго, правда?

— Да, если меня отпустят и если я сумею устроиться здесь.

…Они шли очень быстро. Лиза почти бежала. Дмитрий Николаевич торопился сказать все, что казалось ему необходимым:

— Это не случайно, что я вас искал и что вы пришли. В Москве вы подадите заявление об уходе и вернетесь сюда. Вернетесь ведь?