Последняя из Стэнфилдов - [11]

– Выходит, в первой главе вашей истории, когда вам было между семнадцатью и двадцатью годами, это она тебя бросила?

– Он же сказал – в другой раз! – вмешалась Мэгги, не дав отцу ответить.

– Именно так, – подал голос Мишель. – Но все гораздо сложнее, чем кажется, – добавил он, поднимая указательный палец.

Есть у Мишеля эта привычка – поднимать указательный палец: так он тормозит поток мыслей, бушующий у него в голове. Он замолк, все мы затаили дыхание, и через несколько секунд он продолжил:

– На самом деле папа высказал желание больше ничего не рассказывать сегодня вечером. Я думаю, что в «другой раз» предполагает, что он может передумать… в другой раз.

– Мы всё поняли, Мишель, – остановила его Мэгги.

Добившись ясности, Мишель отодвинул свой стул, напялил макинтош, поцеловал меня, вяло потряс руку Фреду и изо всех сил стиснул в объятиях Мэгги. Исключительные обстоятельства – исключительные меры… В этих объятиях был дополнительный смысл: он воспользовался ими, чтобы прошептать ей на ухо поздравления.

– С чем ты меня поздравляешь? – так же шепотом спросила его сестра.

– С тем, что ты не выходишь за Фреда, – ответил ей Мишель.

* * *

На обратном пути отец и сын молчали, пока машина не остановилась под домом Мишеля. Наклонившись, чтобы открыть дверцу и выпустить сына, Рэй внимательно на него посмотрел и очень ласково спросил:

– Ты ведь ничего им не скажешь? Понимаешь, я должен сам рано или поздно рассказать им об этом.

Мишель, тоже пристально глядя на отца, ответил:

– Можешь спать спокойно, папа, никакой черной тоски. Я, правда, не думаю, что тоска бывает разных цветов, но обязательно завтра проверю в библиотеке.

После этих слов он чмокнул отца в щеку и вылез из «остина». Тот подождал, пока сын войдет в подъезд, и только после этого тронулся с места.

7 Элинор-Ригби

Октябрь 2016 г., Бекенхем

Я встала из-за стола – не хотелось мешать парочке. Фред и Мэгги уже десять минут как уединились на кухне. Я заглянула туда, чтобы попрощаться.

Фред, вооружившийся полотенцем, вытирал чашки. Мэгги сидела у кухонной стойки, закинув ногу на ногу, и курила, выпуская дым в форточку. Она предложила вызвать для меня такси. Еще не хватало: ехать от нее ко мне на такси – форменное разорение. Я поблагодарила ее и сказала, что лучше поеду на поезде.

– Я решила, что ты уехала с папой, – сказала она. Вот характер, даже не скрывает свое лицемерие! – Разве ты ночуешь не у него?

– Думаю, сегодня вечером ему хочется побыть одному. Что до меня, то я должна себя заставить снова зажить лондонской жизнью.

– Полностью с тобой согласен! – поддержал меня Фред, щелкая краем резиновой перчатки. – Бекенхем и Кройдон – слишком отдаленные пригороды.

– Можно сказать и по-другому: Примроуз-Хилл слишком далеко от моего пригорода, и там слишком задирают нос, – фыркнула Мэгги, швыряя окурок в полную воды раковину.

– Что ж, голубки, оставляю вас, воркуйте дальше. – Я продела руки в рукава пальто.

– Фред с радостью отвезет тебя на станцию в своей замечательной машине. Да что там, он может отвезти тебя в Лондон и переночевать в своем замечательном Примроуз-Хилле.

Я вытаращила на сестру глаза. Как она умудряется всегда держать при себе мужчину, не пытаясь даже изображать элементарную любезность, тогда как я, воплощение любезности, мучаюсь от одиночества, которому не видно конца? Еще одна загадка…

– Ты хочешь, чтобы я тебя отвез, Элби? – спросил Фред, аккуратно складывая кухонное полотенце.

Мэгги вырвала полотенце у него из рук и швырнула в корзину с грязным бельем.

– Дам тебе маленький дружеский совет. Право называть ее урезанным именем предоставлено только Мишелю, она этого терпеть не может. И еще: мне надо подышать воздухом, пойду пройдусь с ней, заодно провожу.

Мэгги схватила свитер, бросилась к двери и за руку выволокла меня на улицу.

Вдоль тротуаров, поблескивавших в оранжевом свете фонарей, выстроились скромные викторианские домики, по большей части одноэтажные, редко – в два этажа, и кирпичные многоквартирные дома с облезлыми фасадами; кое-где зияли пустыри.

На перекрестке квартал оживал. Мэгги поздоровалась с бакалейщиком-сирийцем, никогда не закрывавшим свою лавку. Его заведение служило условной границей, за которой начиналась лучше освещенная торговая улица. С прачечной-автоматом соседствовал киоск, торговавший кебабами, дальше располагался индийский ресторан, где сидели всего два посетителя. Заколоченная досками витрина бывшего видеоклуба была заклеена афишами, по большей части рваными. Пока мы шагали вдоль ограды парка, полностью стемнело. Вскоре запахло железом рельс и мокрым гравием – ни с чем не сравнимый запах железнодорожных путей. Перед станцией я опять вздохнула.

– Что-то не так? – спросила Мэгги.

– Почему ты с ним, раз все время только и делаешь, что затыкаешь ему рот? Какой тебе в этом интерес?

– Ты бы выбирала выражения, что ли! Что за интерес терпеть парня, если нельзя заткнуть ему рот?

– Лично я в таком случае предпочитаю оставаться одна.

– Именно это, если не ошибаюсь, с тобой и происходит.

– Твоя правда! Но ты стерва, раз говоришь мне такое.

– Ты мне льстишь. Тебе не кажется, что сегодня вечером мы потерпели полный провал?