Последняя из Стэнфилдов - [9]

Прошло несколько минут, прежде чем Мэй сумела унять дрожь в руках. На самом деле дрожали не только руки – ее всю трясло, потому что еще никогда в жизни она не переживала такого испуга.

Тиканье настенных часов вернуло ее к действительности. В ее распоряжении оставалось в лучшем случае минут десять. Всего десять коротких минут, чтобы напечатать второе имя и вымышленный адрес, сунуть листок на положенное место, запереть ящик, извлечь из замка отмычку и сбежать, пока секретарша не вернулась. Мэй опаздывала, она уже должна была вернуться к Салли-Энн, которая наверняка извелась там, на стоянке, от тревоги.

– Сосредоточься, черт бы тебя побрал, у тебя не осталось ни одной лишней секунды.

Удар по клавише, еще, еще… Если старый пень услышит стук и звонок, то вряд ли просто заглянет в дверь.

Готово! Теперь провернуть валик, вынуть лист, сунуть его туда, где взяла, не спутав место в пачке бумаг, выровнять пачку – не на столе, а на ковре, чтобы не шуметь. Убрать пачку в ящик, задвинуть его, вытащить, не дыша, отмычку, уловить ухом щелчки штифтов – попробуй расслышь, когда сердце так колотится, что вот-вот выскочит из груди. Да еще пот заливает глаза. Еще миллиметр…

– Спокойно, Мэй, если отмычка застрянет, все рухнет.

В ходе репетиций отмычка не раз застревала в замке.

Наконец-то она зажала в потной ладони проклятый – нет, волшебный – инструмент. Спрятать его в карман, достать бумажный платок, вытереть ладонь, потом лоб. Если дворецкий заметит, что она уходит мокрая от пота, то обязательно заподозрит неладное.

Она вернулась в маленькую гостиную, поправила пальто и вышла. Шагая по длинной галерее, она молилась о том, чтобы ни с кем не столкнуться. Вот и широкая лестница. Спускаясь по ней, она очень старалась не перейти на бег. Предстояло еще сказать дворецкому хорошо поставленным голосом, что она больше не может ждать и вернется позже.

Ей улыбнулась удача: в холле было пусто. Она взялась за ручку служебной двери, вышла. Салли-Энн смотрела на нее со стоянки, уже оседлав свой мотоцикл. Мэй, не чувствуя ног, пошла в ее сторону. Салли-Энн дала ей шлем и кивком указала на сиденье у себя за спиной. Удар ногой по стартеру, урчание, потом рев мотора.

На следующем повороте они пронеслись мимо возвращавшегося черного «форда». Салли-Энн успела заметить выражение лица мисс Вердер: та сияла, на губах блуждала улыбка. Салли-Энн улыбалась точно так же, но совсем по другой причине.

6 Элинор-Ригби

Октябрь 2016 г., Бекенхем

Мы сидели за столом уже полчаса, а Мэгги все никак не объявляла о своем решении выйти замуж на симпатичного верзилу Фреда, хозяина гастропаба в Примроуз-Хилл. У Мишеля было целых два повода радоваться. Во-первых, его сильно забавлял отец, которому не сиделось на месте: он вертелся, как ребенок, и почти не притрагивался к пицце. Чтобы забыть о еде, папе нужно было сильно чем-то озаботиться, и Мишель прекрасно знал причину этой озабоченности. Но если хорошенько подумать – а Мишель после разговора с отцом в машине только этим и занимался, – то еще больше его радовало то, что имя Фреда не звучало, потому что лично ему этот Фред казался не таким уж симпатичным. В его доброжелательной манере обращаться к нему Мишель чуял лицемерие и огорчался. Уж не ставит ли верзила Фред себя выше его? Кухня в его пабе хороша, что правда, то правда, но для Мишеля истинным пиром была не еда, пусть даже самая лучшая, а книги, которые он жадно проглатывал в библиотеке. Он знал почти все названия, полки и секции, где они стояли. Удивляться этому не приходилось, ведь он сам их сортировал и расставлял. Свою работу Мишель обожал. В библиотеке царила тишина – какое еще занятие способно обеспечить такой покой? Читатели были по большей части безупречно любезны, и, находя для них в кратчайший срок то, что им требовалось, он чувствовал, что приносит пользу. Единственное, что его расстраивало, – зрелище оставленных на столах книг в конце дня. С другой стороны, будь читатели аккуратнее, у него убавилось бы работы. Логично? Еще бы!

Пока ему не доверили эту работу, Мишель корпел в лаборатории. Туда его взяли благодаря отметкам, полученным на экзамене на последнем курсе. У него были способности к химии, периодическая система элементов была для него не просто таблицей – она с ним разговаривала. Но его склонность проверять всё на практике угрожала его безопасности, а потому пришлось положить конец короткой карьере химика, поначалу казавшейся такой многообещающей. Папа возмущался этой несправедливостью и клеймил его начальство за узость взглядов, но это ничего не дало. Некоторое время Мишель провел нелюдимым затворником, не выходя из дому, но потом обрел радость жизни благодаря Вере Мортон, директрисе муниципальной библиотеки. Она дала ему новый шанс, и он поклялся себе, что не обманет ее доверия. Простота поиска в интернете повлияла на посещаемость библиотеки: бывало, туда за целый день не заглядывал ни один читатель. Мишель пользовался этим, чтобы читать запоем – главным образом трактаты по химии, а также биографии, к которым тоже пристрастился.

С самого начала трапезы я молча наблюдала за отцом. Мэгги, наоборот, без умолку трещала, хотя ничего толком не говорила – ничего, что оправдывало бы ее монополию на застольную болтовню. Ее говорливость заметно донимала Мишеля. Она была явно взбудоражена, что, вероятно, предвещало объявление, которого ему не хотелось слышать. Когда Мэгги, сев напротив папы, взяла его за руку, Мишель решил, должно быть, что она хочет его задобрить. Вообще-то Мэгги не любительница тактильных контактов. Каждый раз, когда Мишель ее обнимает, приветствуя или прощаясь, она отбивается и жалуется, что он ее душит. А ведь Мишель всегда очень осторожен и стискивает ее вполсилы. Он давно пришел к выводу, что таким способом Мэгги пытается избегать его объятий, и раз ей не нравится обниматься с родным братом, значит, его теория безусловно верна.