Последняя фотография - [14]

– Бывает, – кивнул Григорий, – да не всё так просто.

– У нас на работе парнишка грузчиком устроился, недавно освободился, в магазин с друзьями залезли, сторожа скрутили и всю выручку упёрли, – сказала Людмила, – говорит, дали пять лет, через три года освободили по этому, как его…

– УДО, – подсказал Григорий и добавил: – условно досрочное освобождение.

– Да, точно,– закивала Людмила. – А ты почему по УДО не ушёл?

Барсуков рассмеялся:

– Ты так говоришь, словно там захотел по УДО, собрал вещички и ушёл. Нет, Люся, это всё сложно очень.

– Ну, вот же тебе пример…

– Да, таких примеров много, – подтвердил Григорий, – но иногда обстоятельства складываются так, что не получается. То одно, то другое…

Видя, что эта тема не очень приятна мужу, Людмила махнула рукой и свернула разговор:

– Ну, и бог с ним, с этим удо-мудо, главное ты дома, а всё, что было осталось там, в прошлом.

По вечерам, после работы, Григорий всё чаще и чаще стал выпивать. Людмила сначала осторожно намекала, затем стала требовать прекратить ежевечерние употребления, начались скандалы.

– Ты чего, за алкаша меня принимаешь? – возмущался Григорий.

– Врачи в передаче о здоровье говорят, что, если человек выпивает каждую неделю хотя бы раз, то он уже алкоголик, – сказал Людмила.

– Ну, тогда у нас вся страна состоит из алкоголиков, – рассмеялся Григорий, налил очередную рюмку и, подняв её высоко над головой, сказал: – за тебя, моя любовь!

– Лучше бы ты за свою любовь, стакан кефира или молока выпил, – грустно сказала Людмила. – Гриш, честное слово, надоело уже.

Григорий опрокинул рюмку в рот и, занюхав её хлебом, зло спросил:

– Значит всё? Надоел я тебе?

– Не ты, а водка твоя! – парировала Людмила. – Не переворачивай мои слова.

– Вот ты скажи мне, Люсь, – заплетающим языком сказал Григорий, – ты говоришь, что Рва… Эти, как их… Вра… врачи говорит, что я ал… ну, этот… алкоголик. Правильно?

– Я с ними согласна, – кивнула Людмила. – Ты разве сам не видишь, как спиваешься? Ну, ладно, по выходным там рюмочку-две пропустить, но ведь ты каждый день…

– Стоп! – крикнул Григорий. – Молчать! А теперь скажи мне, французы, итальянцы, тоже все алкоголики?

– Я там не жила, не знаю. – ответила Людмила.

– А я тебе скажу, – Григорий поднял указательный палец вверх, используя жест всех алкоголиков-философов, – дорогая. Итальянцы и французы выпивают свои вонючие вина каждый день.

– Я сомневаюсь, что они вонючие, – усмехнулась женщина,– это раз, а второе, они пьют вино максимум бокал-два, да и то водой разбавляют, я по телевизору видела. А теперь взгляни на свою «пахучую» водку. Ты уже пол-литра допиваешь. Ну, куда это годится?

Беда, как обычно, пришла внезапно. Да и не могла она не прийти, коли в жизнь вмешалась водка. С работы Григория попросили, посчитав, что машину ему больше доверять нельзя, он устроился разнорабочим на стройку, но дело шло к тому, что выпрут его и оттуда.

В очередной раз, беседуя со стеклянной подружкой по имени «Столичная», Григорий заметил через окно, как Ирина, поправляя юбку и смахивая с неё траву, вышла из сарая, где у них хранилось сено, вслед за ней вышел парень.

«Во негодяи, – пронеслось в голове у отчима, – среди бела дня по сараям шастают! Ну, и молодёжь пошла…»

– Вы что там делали? – строго спросил Григорий, вошедшую в дом Ирину.

– Где? – удивлённо спросила Ирина.

– В сарае! – гаркнул отчим.

– Целовались, – хмыкнула Ирина. – Нельзя?

– В пятнадцать лет шарахаться с хахалем по сараям, – заорал Григорий. – Ты в своём уме, дочка?

– Дядя Гриша, вы опять перебрали? Может, хватит уже бухать? Мать по ночам не спит, плачет, а вы…

– Ты что, сыкуха, – перебил отчим падчерицу, – будешь меня жизни учить?

Ирина села напротив отчима, закинула ногу за ногу и, улыбаясь, стала смотреть на него в упор. Голая ляжка, мелькнувшие между ног розовые трусики привели к непредсказуемым последствиям – у дяди Гриши перехватило дыхание, что говорится, спёрло в зобу. Он подошёл вплотную к девушке и положил руки ей на плечи. Ирина равнодушно взирала на отчима, не чуя подвоха, а когда сообразила, что происходит, было уже поздно. Мужчина прижал её лицо к паху и рванул на ней платье, увидев вывалившуюся грудь, не обременённую бюстгальтером, Григорий впал в животную ярость, он повалил девчонку на пол, разорвал на ней трусы, коленом раздвинул ноги, и, освободив своего, готового взорваться похотливого зверёныша, вонзил его падчерице между ног. Ирина не ожидала такого поворота, испытав дикую боль во влагалище, она вскрикнула и потеряла сознание. Григорий опустошился в тот же миг. Залив спермой ей живот, платье, грудь, он, тяжело дыша, поднялся с пола и только теперь сообразил, что случилось страшное и непоправимое. Хмель мгновенно улетучилась, он смотрел на падчерицу, на её пушистый холмик внизу живота, на капли крови, упавшие на ковёр и судорожно «отматывал плёнку назад».

Ирина открыла глаза и простонала. Григорий упал на колени и наклонился над ней:

– Иришка, милая, Ирочка, прости меня дурака, прости, я не знал, что ты… что ты девственница. Умоляю тебя, прости меня, Я сам не понял, как это произошло, пожалуйста, прости меня.