Последний знаменный - [19]

Цыси едва заметно улыбнулась:

— Но вы наверняка выбрали имя, Баррингтон, чтобы дать его ребенку, когда придет время.

— Да, ваше величество. Мы назовем ее Викторией.

— В честь вашей императрицы? — Ее губы презрительно скривились. — Без сомнения, она со временем станет красавицей. Сообщайте мне, как она будет расти. Пишите Чжан Цзиню.

Евнух поклонился. Они с Джеймсом Баррингтоном тоже были давними друзьями.

— Будет исполнено, как вы сказали, ваше величество. Позвольте выразить мои самые глубокие соболезнования в связи с кончиной императора Тунчжи. — Цыси склонила голову. — И императрицы Алюты тоже, ваше величество.

— Это очень грустно, — сказала Цыси. — Бедная девочка так глубоко переживала. Очень грустно. Насколько мне известно, на Западе самоубийство считается преступлением против религии, но здесь, на Востоке, все обстоит несколько иначе. У нас более утилитарные взгляды на вещи. Мне жаль, что Алюта мертва, но таково ее решение, и я должна уважать ее за это.

— Конечно, ваше величество. Могу ли я поинтересоваться здоровьем императора?

— Он очаровательный, крепкий мальчик, — гордо сказала Цыси, — Вы знаете, я привязалась к нему как к собственному сыну.

— Разумеется, ваше величество.

— А как же иначе? — продолжала она. — Мы с ним одних кровей.

— Без сомнения, ваше величество, — снова дипломатично согласился Джеймс.

— Однако я вызвала вас в столицу, потому что вы можете оказать мне помощь. — Ее лицо смягчилось почти до полуулыбки. — Очередной раз, Джеймс. Из Британии прибывает миссия для консультаций по созданию современного флота. — Рот ее горько скривился: воспоминания об афере Лэя до сих пор саднили душу.

— Прекрасное известие, ваше величество.

— Я назначу вас министром по связям с ними. Они ваши люди, а вы — мой человек. Вы меня не подведете?

Джеймс поклонился.

Джеймс не мог не почувствовать, сколь накалена политическая атмосфера Пекина. Большинство мандаринов и крупных маньчжурских полководцев роптали по поводу того, что Цыси сметает все препятствия, стоящие на ее пути, не гнушается и нарушением в своих целях тысячелетних традиций. Это подтвердилось во время его посещения Роберта Харта, ирландца, назначенного декретом Цзунлиямэнь контролером таможни — нового управления, созданного Ли Хунчжаном для работы с варварами. Различные контрибуции, назначенные Китаю за последние тридцать лет, выплачивались за счет таможенных поступлений, и Ли решил, что именно варвар лучше всего справится с этой важной сферой императорского бизнеса, работая честно и эффективно.

Харт, высокий, сухопарый мужчина, уверенный и прагматичный, был тем типом варвара, который пользовался уважением среди китайцев, даже несмотря на их недоумение по поводу его исключительной честности.

— Поверьте мне, Баррингтон, — отметил Харт, — ваш друг, вдовствующая императрица, намерена править своей страной на пользу Цинов как никто другой.

Джеймс был вынужден согласиться с ним. Кроме того, он прекрасно знал, что ее положение останется непоколебимым до тех пор, пока по правую руку от нее стоит Жунлу с его отрядом Пекинского полевого войска, а по левую — Ли Хунчжан, имеющий репутацию дальновидного государственного деятеля и обладающий поддержкой коренных китайцев — ханьцев, как они себя называют. И даже при такой мощной поддержке она по-прежнему будет править не от своего имени, а от имени приемного сына. И только через десяток лет, когда Гуансюй достигнет монаршего возраста, Цыси придется уйти в отставку почетную либо позорную. Для китайского прагматического менталитета развязать гражданскую войну, чтобы приблизить на двенадцать лет само собой достижимую цель, выглядело бессмысленным.

Однако и Джеймс был убежден в том, что, как и будущее Жунлу и Ли, его собственное будущее зависит, во-первых, от поддержки императрицы, во-вторых, если в свое время удастся заручиться поддержкой при переходе на службу к Гуансюю. Некоторое время придется испытывать определенную враждебность, которая непременно возникнет в связи с желанием Цыси создать современные армию и флот. Дело в том, что китайцы негативно относились ко всему военному. Их конфуцианские идеалы ставили солдата на низшую ступень общественной лестницы, в то время как поэты и художники буквально возносились на пьедестал для поклонения. С таким взглядом на вещи уживалось желание, чтобы их оставили в покое, и глубоко укоренившаяся ненависть к варварам, которые мечом и огнем покорили их порты и теперь стремятся править ими даже в глубинных районах страны. Поэтому они хотели, чтобы маньчжуры, столь жестоко поработившие их двести лет назад, теперь защитили их и разгромили варваров, даже несмотря на то, что китайцы гордились тем, до какой степени они ассимилировали захватчиков. Если бы не закон, требующий от китайцев носить «поросячьи хвостики» — символ их позора, — трудно было бы отличить их от маньчжуров.

Джеймс должен был объяснить все это капитану Лангу — главе советнической миссии из Британии, когда тот прибудет. Дать ему понять, что богатства Китая далеко не столь безграничны, как думают варвары, и Лангу придется довольствоваться весьма ограниченным бюджетом. На самом деле в Китае имелись огромные богатства, но большая часть налогов оставалась в руках провинциальных наместников, а деньги, которые все-таки достигали Пекина, обычно растаскивались алчными евнухами или тратились на нужды младшей вдовствующей императрицы. «Сделаешь ли ты меня богатой?» — когда-то спросила она его. С тех пор она сама успешно позаботилась о своем благополучии.