Последний вервольф - [104]

Я думала, что с наступлением утра что-то изменится, но кроме того, что теперь все были в хорошем настроении, словно пережили самое суровое испытание в жизни, все осталось по-прежнему. Я видела из окна, как Охотник стоит в полусотне метров от домика и говорит по мобильному. Парень в форме «Секьюрисор» собирал остатки завтрака, чтобы отнести Поулсому в фургон.

В четыре часа мы с мотоциклистом выкурили две его последние сигареты. Я уже начинала предполагать самое невероятное — что они просто-напросто не знали, что через два с небольшим часа я превращусь в монстра. В таком случае все, что мне нужно было сделать, — попроситься в туалет как можно ближе к Превращению, перевоплотиться и убить их. Интересно, справлюсь ли я с этим. Ведь Охотник наверняка вооружен серебряными пулями. Или нет? А может, они все?..

— Окей, — сказал Охотник после очередного разговора по мобильному. — Пора. Проводите ее в фургон. Нет, секунду!

Он подошел ко мне и снова вынул скотч.

58

Наверное, они опять вкололи Поулсому ту дрянь, потому что, когда я заняла свое место в клетке, он был в отключке. То, что мне заклеили рот скотчем, сводило с ума. Лишенная возможности говорить, с кандалами на руках и ногах, привязанными одновременно к прутьям, я чувствовала себя погребенной заживо.

Мы ехали недолго, но это было мучительно. Удобнее всего было бы стоять, но наручники были прикреплены к клетке на уровне пупка. Из-за тряски и внезапных поворотов меня дергало. Поулсома кидало по всей клетке, словно кочан капусты, как выразился вчера мотоциклист. Наверняка у него будет куча синяков, когда проснется. Если он вообще проснется.

Минут за пять до остановки дорога стала хуже. По моим ощущениям, раньше мы ехали по какой-то проселочной дороге, а теперь свернули на грязную кривую колею с выбоинами. Удержаться на ногах стало невозможно. Поулсому было лучше — он все равно ничего не чувствовал.

Мы остановились. Сделали разворот в три приема. Снова остановились. Двери фургона открылись. Охотник стоял, уперев руки в бедра, и смотрел на меня. Сквозь прутья клетки я видела, что мы на грязной дороге шириной чуть больше пешеходной тропинки, которая метров пятнадцать извивалась среди деревьев, а потом сворачивала вправо. Неподалеку шумела река. На ее противоположном берегу виднелась узкая полоска песка, потом ровная лужайка с парой кустиков и снова деревья. Мотоциклиста и «Секьюрисора» не было.

— Проголодалась? — спросил Охотник.

Я не смотрела на него и старалась сконцентрироваться на дыхании через нос. В воздухе пахло сыростью. Облака рассеялись, показались первые звезды. Ноздри были горячими. До восхода луны оставалось меньше двух часов. Я почувствовала первый намек на то, что зверь вот-вот высвободится, меня обуяло порочное удовольствие от предчувствия огромной силы, которая заполнит все тело от ступней ног к щиколоткам, голеням, бедрам, локтям, плечам. Если я доживу до этого момента.

— Эй, — сказал Охотник, — у тебя сегодня просто обед на колесах. Разве не удобно?

Конечно, он имел в виду Поулсома. «Поулсом сказал, что они уже все продумали, — объяснила я Джейку, когда мы обсуждали полнолуние, Превращение и жажду еды, — что бы это ни значило». Что бы ни готовил Поулсом, то, что происходило сейчас, явно не входило в его планы. Резкий приступ клаустрофобии заставил меня предпринять еще одну бесплодную попытку освободиться. Я, еле сдерживаясь, сжала зубы, скотч на губах еще сохранял тепло и вес его ладони.

Я посмотрела прямо ему глаза. Очень медленно показала средний палец. Он тихо рассмеялся и захлопнул дверь фургона.

59

Поулсом пришел в сознание. Его била дрожь, на лбу выступили капли пота. Насколько я могла понять по его виду (в фургон попадал лишь вечерний свет через тусклое маленькое окошко), прошлая ночь и этот день дались ему нелегко. Он что-то бормотал, но из-за скотча на губах ничего было не разобрать. Потом он взглянул на часы.

Я чувствовала, что Проклятие уже близко, и его реакция на то, что он увидел, меня не удивила. Весь последний час мой организм находился на предпоследней стадии перед восходом луны, волк смотрел сквозь мои глаза со спокойной, уверенной звериной бдительностью. Лодыжки и запястья жгло, потому что я истерично пыталась высвободиться при каждом новом приступе голода. Хотя в целом мышцы расслабились, и я была спокойна, несмотря на боль.

Была спокойна. Но предпоследняя фаза подходила к концу. В любую минуту могла начаться финальная, и тогда меня ждали судороги, тошнота, жар, холодная испарина и бесконечные полминуты разрывающихся мускулов и невероятного смещения суставов. Кандалы, наверное, треснут или врежутся прямо в мою плоть. Я представила, как превращусь, и у меня будут четыре обрубка вместо рук и ног, я даже почти слышала звук, с которым кисти рук и ступни отвалятся, упадут на пол грузовика и станут кататься туда-сюда.

Я взглянула на Поулсома. Он отчаянно мотал головой: нет, нет, нет. Когда по мне стало видно, что превращение начнется совсем скоро, он принялся неистово метаться и мычать через кляп. Его тело налилось кровью от напряжения и страха. Будет так приятно забрать его бьющую ключом жизнь. Превращение обрадовало меня. Заполонивший все тело голод, с которым не поспоришь, был хоть чем-то неизменным и абсолютным, когда все остальное повисло на волоске.