Последний верблюд умер в полдень - [137]

Во время визита к ложной Верховной жрице, и потом, когда Ментарит отвела нас к Нефрет, Рамзес отмечал путь с помощью мела, который носил в кармане (или имитации кармана). Поэтому он смог снова оказаться в комнате, где мы встретились с Нефрет. Он не только взял мои спички и свечу, но стащил лампу, запасной кувшин с маслом, несколько небольших кувшинчиков с водой и пакет с едой. Таким образом, как только он достиг вышеупомянутой комнаты, то обеспечил себе возможность достаточно долгого отсутствия, если это будет необходимо. В сообщении, которое он послал Тареку с помощью кошки, говорилось, где его искать в случае необходимости вновь скрываться в туннелях. А время ожидания Рамзес коротал, исследуя другие места и используя при этом привязанные нитки, чтобы не заблудиться.

— Я обнаружил множество интересных гробниц, — пояснил он. — И, конечно же, сделал многочисленные записи.

— Но ты был там в полном одиночестве до прошлой ночи? — спросила я, забыв обиду — её полностью вытеснила материнская гордость. Я бы никогда не сказала ему об этом, потому что он и без того до предела задирал нос, но осознавала, что немногие мальчики его возраста смогли бы вести себя так мужественно.

— Я был не один, — ответил Рамзес. — Не всё время.

— Тебя посещал Тарек?

Рамзес кивнул.

— Тарек и… и… — Его выдающийся кадык подпрыгивал туда-сюда.

— А кто ещё? Ментарит?

Рамзес опять кивнул и сглотнул. Его лицо приобрело то же самое отсутствующее выражение, которое я иногда наблюдала у детей Эвелины.

— И… ОНА…

Заглавные буквы — не жеманство с моей стороны, дорогой читатель. Только таким образом я могу передать всю ту глубину, которую Рамзес вложил в произнесение этого местоимения.

— О, дорогой, — сказала я.

— Нефрет? — с интересом спросил Эмерсон. — Действительно храбрая девочка, раз решилась на такой риск.

— ОНА… — продолжал Рамзес. — ОНА…

Мне очень хотелось пнуть его — я видела, как разозлённые владельцы автомобилей пинают мотор, если тот не запускается. К счастью, Эмерсон сменил тему.

— Ну, мой мальчик, я горжусь тобой, и мама, безусловно, тоже. То, что вы смог осуществить ​​археологические исследования в таких условиях, поистине великолепно. Где твои блокноты?

— У Тарека, — ответил Рамзес, способный безудержно болтать по любому поводу, кроме одного. — Надеюсь, он не забудет вернуть их до нашего ухода.

— Мы можем доверять Тареку во всём, — заявила я. — Так же, как он готов доверять нам в столь же важном вопросе. Думаю, ему следует дать слово: мы никогда не будем ни говорить, ни писать о том, что нашли здесь.

Эмерсон печально кивнул в знак согласия.

— Тарек прав. Охотники за сокровищами и авантюристы, не говоря уже о солдатах европейских держав, не замедлят вторгнуться сюда и посеять хаос. Мы должны молчать и будем молчать. Но прах побери, Пибоди, какие утраченные возможности для исследований! Они могли бы сделать нас самыми известными археологами всех времён!

— Мы уже являемся ими, Эмерсон. И даже если нет — мы не вправе создавать себе репутацию на фундаменте уничтожения невинных людей.

— Совершенно верно, моя дорогая. И, — добавил Эмерсон, сияя, — мы достаточно видели и достаточно много записали, чтобы успешно пролить свет на древнюю мероитическую культуру. Ну что, договорились, а? Выпьем за это.

Так мы и сделали (Рамзес пил воду, несмотря на его возражения). И теперь читателю должно быть ясно, почему карта, сопровождающая этот текст, и описание нашего маршрута преднамеренно вводят в заблуждение. Придёт день, без сомнения, когда новые изобретения позволят полностью исследовать западную пустыню, и Тайная Долина откроется для внешнего мира; но никогда это не произойдёт потому, что проговорится кто бы то ни было из Эмерсонов.

Хотя я и призывала моего отважного супруга урвать несколько часов необходимого сна, он настаивал, что не нуждается в нём.

— Мы должны быть готовы тронуться в путь, как только Тарек придёт к нам. Мы не свободны, Пибоди, и Тарек знает это — вот почему он ждёт ночи, чтобы вывести нас. Мало того, что разочарованные союзники Настасена пылают местью, но, вероятно, существует партия, состоящая из таких, как Муртек, которые хотели бы удержать нас здесь, чтобы использовать наши разум и влияние для поднятия собственного авторитета.

— Ты прав, папа, — согласился Рамзес. — Я слышал, как Муртек спорил с Тареком — в более почтительном тоне, конечно — на ту же тему. Даже Муртек не знает, что ОНА будет с нами. Жрецы считают, что ОНА — воплощение Исиды, и не намерены ЕЁ отпускать.

Я почувствовала, что заглавные буквы Рамзеса действуют мне на нервы, но для обсуждения этого вопроса был неподходящий момент.

— Бедное дитя, — сказала я, — ей пришлось пережить ужасные дни, и боюсь, что она с трудом приспособится к новой жизни. Мы должны сделать всё от нас зависящее, чтобы помочь ей. Рамзес, ты не должен никогда упоминать, что её мать…

— Прошу тебя, мама, — с ледяным достоинством ответил Рамзес. — Я глубоко оскорблён подозрением, что у меня может возникнуть подобная мысль. Счастье м… м… — он чуть не задохнулся, но всё же сумел продолжить: — … мисс Нефрет так же важно для меня, как и моё собственное. Я г… г… готов на что угодно, чтобы добиться его.