Последний Совершенный Лангедока - [202]

Скажи, Павел, готов ли ты к обряду? По строгим правилам ты не имеешь права принять Утешение, ибо разделяющий ложе с женщиной несовершенен. Но грядут такие времена, когда запреты падают. Ты любишь Альду и она отвечает тебе любовью. Кто знает, быть может, мы ошибались, пребывая в суровой аскезе, и поэтому Он отнял от нас длань свою? И поэтому тоже… Теперь, в конце пути, я вижу, сколько ошибок было допущено, сколько дверей остались закрытыми, а ведь за ними, быть может, и скрывался выход к свету. Но мы не нашли его, и вот осталась только одна, воистину последняя дорога…

– Отец мой, вы должны уйти с нами! Если вы погибнете, кто же будет нести людям свет веры?

– Нет, Павел. Долгие годы я проповедовал, учил тому, что считал истинным, и люди верили мне. Ты видишь, они пришли в Монсегюр по доброй воле. Как же теперь я уклонюсь от предначертанного пути? Да и потом, – улыбнулся епископ, – я слишком стар, чтобы лазать по скалам. Нет уж, этот путь вы проделаете без меня. Дай мне Книгу. Пришло время последнего обряда.

Так я стал Совершенным.

Заканчивается последний свиток пергамента.

Я пишу в башне замка Монсегюр. Раненые и страждущие болезнями, наконец, забылись сном. Альда тоже спит, и я вижу, как тени горя и страданий бродят по лицу той, что составляет свет моей жизни, хотя телесная любовь и есть грех пред Ним.

Я пишу при свете чадящего факела, закрыв бойницу своим плащом, чтобы не привлечь его светом арбалетный болт какого-нибудь меткого стрелка.

Скоро придёт горец, закутанный в грубый плащ, и тогда я разбужу Альду, мы тихо поднимемся на стену и покинем Монсегюр.

Не знаю, как сложится наша судьба. Быть может, Евангелие обретёт покой в потаённой пещере близ Фуа, и тогда я оставлю этот манускрипт вместе с ним, а может, Святой Книге суждено совершить обратный путь через половину Ойкумены, чтобы вернуться туда, откуда она была похищена.

Но я знаю, что придёт час, когда я возьму данную мне Господом женщину за руку, и мы войдём в мой старый дом в Константинополе, и сядем за стол, и посмотрим друг другу в глаза, и наше странствие окончится.

И наступит мир.

Помолимся Господу и покаемся в прегрешениях наших многих и тяжких по отношению к Отцу, и Сыну, и почитаемому Святому Духу, и почитаемым нами святым заповедям евангельским, и почитаемым святым апостолам, и с молитвою, и с верою, и с упованием на спасение, кое ожидает христиан добродетельных и достославных, молим Тебя, Господи, дабы ты простил все грехи наши.

Ибо велики грехи наши, кои совершали мы ежедневно и еженощно, велики каждодневные прегрешения наши против Господа, содеянные нами и на деле, и на словах, и в мыслях, вольно или невольно, а более всего по собственной воле, кою злые духи внушили плоти нашей, в которую мы облечены.

Слова наши суетны, беседы пусты, смеёмся мы и хохочем, и лукавим, и злословим о братьях и сёстрах, коих ни судить, ни осуждать мы недостойны, ибо среди христиан мы доподлинно являемся грешниками.

Господи, благослови и сохрани нас!

Глава 31

Следующим утром Георгий Васильевич не пришёл. Мы бродили по веранде часов до одиннадцати, не зная, чем себя занять, и ожидая стука калитки. День обещал быть облачным и не жарким. Ветерок приносил будничные дачные звуки – звон циркулярки, сигнал далёкой электрички, гоняющей с переезда бестолковых пешеходов, удары мяча. Пахло сухими листьями, стоявшими в вазе синего с матовыми медальонами стекла и утренним кофе. Хотелось работать, но работать мы не могли.

– А может, он вообще больше не придёт? – спросила Ольга. Слово «дьявол» она произносить опасалась и предпочитала называть нашего странного гостя по имени отчеству. – Манускрипт-то закончился…

– …а судьбу Евангелия мы так и не узнали. Как с ним поступил Павел? Спрятал в пещере возле Фуа или увёз в Константинополь? Ведь дьявола интересовало, как я понял, именно это. А вообще, так нечестно! На самом интересном месте! Что дальше-то было с Павлом и Альдой? Я хочу знать!

– Счастливые не пишут книг, – улыбнулась Ольга. – Почему-то я уверена, что у них всё было хорошо, и никаких приключений до конца дней. Только если Георгий Васильевич не появится, доподлинно мы этого уже не узнаем.

– Как говорится, бог дал – бог взял, – хмыкнул я.

– Ох, и длинный же у тебя язык! – неодобрительно покачала головой Ольга. – Ты же сам видел, что это не просто шуточки.

– Как выяснилось, дьявол – изрядный циник, и с чувством юмора у него всё в порядке. За свою невообразимо долгую жизнь… Нет, неправильно. Жизнь даётся смертным. Пожалуй, лучше так: за своё невообразимо долгое существование он, должно быть, слышал и не такое. Не похож Георгий Васильевич на нудного пошляка, цепляющегося к каждому непочтительному слову. Ну, не придёт, значит, не придёт. Что же делать? Манускрипт мы с его помощью прочитали. Материалище – ого-го! Пиши книгу, забьём Дэну Брауну баки, а? Я тебе помогу. Но гонорар, чур, пополам!

– Ишь ты, какой меркантильный! Книгу ещё написать надо, а главное – издателю продать. Ну кто сейчас помнит, кто такие альбигойцы? Кому это интересно? Да и не хочется мне писать никакую книгу, хватит и статьи. Ну и ты для своего генерала отчёт напишешь, как шифр раскрыл. Тебе орден дадут или тоже в генералы произведут.