Последний шанс - [3]

— Трое или четверо, пока не разобрались, но все бородатые и одеты одинаково.

«Матерые! — невольно отметил Иван Иванович. — Высокий уровень подготовки». Это заставляло его внутренне собраться, сосредоточиться. Но самым главным звеном в цепи фактов все-таки была машина.

Еще на подъезде к магазину он связался с ГАИ в надежде, что там уже работают по указанию Строкуна. Так и есть. Виктор Васильевич Смородин с веселинкой в голосе отозвался:

— Иван Иванович, наша система гарантирует: «Жигули» бежевого цвета, СЛГ 18—17.

«Видать, известный номерок, коль врезался в память начальнику областного управления ГАИ», — мелькнула мысль у Орача.

— И кто же владелец этой знаменитости?

— Екатерина Ильинична Генералова. Слыхали о такой?

«Жена академика Генералова!»

Вот это да! Академик Генералов — заведующий кафедрой геологии в политехническом институте, любимый, если не сказать больше, учитель Саньки — великовозрастного сына Ивана Ивановича.

Блестяще закончив десятилетку, Санька попытался было поступить в политехнический, но его не приняли: у парня еще не было паспорта. И если бы не заведующий кафедрой (в ту пору профессор, доктор) Генералов, не видать бы юному Александру Орачу института как своих ушей. Побеседовал Викентий Титович с необычным абитуриентом, удивился его знаниям по геологии и, взяв документы, понес их в приемную комиссию.

— На каком основании вы отказались принять заявление у этого юноши? Молод? Зелен? Но молодость — такой недостаток, который, увы, проходит слишком быстро. В кои-то веки к нам пришел способный человек, а мы ему — от ворот поворот!

Приняли. А затем еще одна ядовитая стрела в самолюбивого паренька. При институте — военная кафедра, а Александр Орач по возрасту невоеннообязанный. И затаил Санька обиду на несправедливо устроенный мир. Три года молчал, а едва начались занятия на четвертом курсе — Санька явился к военкому:

— В соответствии с Конституцией СССР призовите меня в армию!

— Но у вас в политехническом есть военная кафедра. Она готовит командиров...

— Я туда не попал.

— По состоянию здоровья?

— Нет, по возрасту. А теперь мне пошел девятнадцатый, и я требую...

С таким требованием к военкому обращались, по-видимому, не так уж часто.

— У вас нелады с успеваемостью? — поинтересовался он.

— Повышенная стипендия.

— Может, тогда... на амурном фронте? Так сказать, надо вовремя скрыться? — доискивался до причины военком.

— Я должен отслужить армию! — стоял на своем Санька, сердясь, что подполковник не может понять такой простой истины. — Мой отец прошел две войны: с гитлеровской Германией и самурайской Японией. И я не могу прятаться за спины других.

— Похвально, — сказал тогда военком. — Учтем ваше пожелание.

В доме, когда узнали об этом поступке «недоучившегося студента», возник скандал. Аннушка (жена Ивана Ивановича) — в слезы:

— Это он назло мне. Не признает во мне своей матери.

(Санька — приемный сын Ивана Ивановича с Аннушкой, с семи лет. А воспитала Саньку сестра Аннушки — Марина, души не чаявшая в своевольном мальчишке.)

Марина на стенания Аннушки ответила:

— Не мешайте ему колобродить. Парень себя ищет.

У Марины — судьба лихая. Девчушкой угнали ее в фашистскую неволю, натерпелась там унижений. А вернулась — долго не могла прижиться, затавровали: «Была в услужении у фашистов». Да не услужение, а неволя. Свои — не приласкали, не поверили, а тот, кто пригрел, оказался чужаком в нашей жизни. Пробовала восстать — покалечили. Отсидела срок. И вот стал колючий мальчонка ей другом. Странная это была дружба...

В тон Марине высказался по поводу своевольства студента Орача и академик Генералов:

— Почувствовать себя мужчиной — для талантливого человека очень важно. За ним не пропадет. У него в запасе как раз два года...

После армии Санька решил, что еще недостаточно набрался ума-разума, не накопил необходимого жизненного опыта, и ушел с геологической партией изучать любимый академиком Генераловым Байкальский разлом. Два года кормил собою гнуса и комаров, мерз в зимовьях, сох в лабораториях. Вернулся в Донецк. Близкие были убеждены: «Ну, теперь перебесился». А он еще раз всех удивил: поступил на шахту «Три-Новая». Вначале проходчиком, затем горным мастером. На все укоры близких отшучивался:

— Солдата делает полководцем не маршальский жезл, который лежит в ранце в промасленной тряпочке, а бои и походы.

Доставалось ему, как бедняку на сорочинской ярмарке. Попал он на проходку учеником. А ученику — всякая неблагодарная работа. В то время Санина бригада «протыкала лаву», то есть пробивала в могучем пласте первый проход, с которого потом и начнется жизнь угольной лавы. Вот где напашешься с непривычки, «намантулишься», как говорят горняки. Парень был самолюбивый, а опыта горняцкого — никакого, всякую работу старался «взять на пупок», ломил как медведь даже там, где надо было бы гнуть. Придет с шахты — ключ не может вставить в замочную скважину, рука от усталости дрожит. Постучит ногой, мол, откройте. Аннушка — к дверям. Ахи-охи, дескать, угробит тебя шахта. А он лишь посмеивается:

— Из неумехи человека выкует.

Первое время: пришел, поел (миску борща, миску — второго, кружку компота. А то еще и сто граммов примет). Лег — и до следующей смены, как топтыгин в берлоге на зимней спячке. Через десять часов будит его Аннушка: