Последний шанс - [30]
Сидеть на той лавке иль скамейке уже некому. Не то, что раньше было, возле дома песни и смех не смолкали, места не хватало. Нынче, приметив скамью, лишь усмехнутся старики. Кому она нужна эта старая память? Кто присядет передохнуть? Ушла молодость, и жизнь давно на закат покатила. Потеряны силы. Не держат ноги. И только Николай возится с домом, звенит пилой, стучит молотком, один за всех будит спозаранок деревушку, напоминая, что жизнь в ней не умерла окончательно.
А через неделю к Николаю друзья приехали. Трое мужиков, прямо из города. Подкатили к самой калитке, вошли во двор и, увидев хозяина, навстречу пошли. Придержали чердачную лестницу, там человек не только дверь заменил, а и забил все щели, другую щеколду на двери приладил. Хотел новую лестницу сбить, но гости объявились, — опустился с чердака.
— Ну, привет, дружбан! Поздравить возникли, — улыбались все трое.
— С чем? — удивился человек неподдельно.
— С днем рожденья!
— Или ты это позабыл?
— Ну, блин, даешь! Пошли в дом!
— Мам! Давай в избу! — махнул рукой, позвал с огорода. Женщина, увидев приехавших, заторопилась в избу. О дне рождения сына и она забыла. Заботы вышибли из памяти светлую дату и женщина смутилась:
— Прости, сынок! — сказала, краснея, и, шмыгнув в домишко, засуетилась.
— Не хлопочите. Мы все привезли. Присядьте с нами, отдохните, — доставал Иван из сумок продукты, выкладывал на стол хлеб и колбасу, сыр и рыбу. Чего ж только не было в пакетах. Мужчины приехали сюда ни в первый раз и знали, что деревенский магазин давно не работает и за каждой буханкой хлеба приходится ходить и ездить за десяток километров в другое, большое село. Туда каждый день не набегаешься. Вот и набрали впрок, чтоб меньше мороки было. Сами все нарезали, разложили по тарелкам, на стол поставили. Присели вместе с хозяевами:
— А мы тебя обыскались. Домой звонили, на работу приходили. Ну, там сказали, что ты в отпуске. Когда выйдешь, никто не знает. Так и ответили, мол, у него одних переработок на все лето и ни у кого не хватит совести сорвать тебя. Мол, всех выручал, пусть отдохнет от нас…
— Во! Сознательные! — рассмеялся Николай довольно. И спросил:
— А мои, дома, что ответили?
— На Вальку поначалу нарвались. Она, как всегда, ни хрена не знает. Пошла искать тебя в ванне, в туалете, вернулась к телефону, сказала, что не нашла. А вечером твоя старшенькая сказала, что ты в деревне. Уже вторую неделю отдыхаешь, — рассмеялись друзья.
— Вся спина в мыле от отдыха! — не сдержалась мать и добавила:
— Хоть бы когда-нибудь приехали подмочь, так ведь не едут. Чего ж сами не появляются ко мне на отдых? Иль деревенский курорт не по нраву?
— Вика сказала, что на выходные к тебе собирается. Соскучилась. А вот Анжелка промолчала. Ей, как я понял, неохота город покидать. У нее во дворе полно друзей, скучать некогда.
— Ладно! У всех свои радости! — отмахнулся Николай.
— Слышь, Коль, а я завтра в отпуск ухожу. Никуда не хочу ехать. Прикачу к тебе на недельку, авось, лишним не буду, не помешаю, от города отдохну. У вас здесь райская тишина. Соловьи поют, слышите? А у меня под окнами трамваи звенят и забулдыги орут до самого утра. Ладно б мужики, а то и бабы сворами тусуются. От их частушек уши в воронку скручиваются. Ни то рядом пройти, на лоджии стоять стыдно. Они ж во все горло орут:
Гармонист, гармонист, гармонист удаленький, сам большой, гармонь большая, а херочек маленький…
Мужики от души рассмеялись, а Иван продолжил:
— Эта самая скромная. Другие с таким перцем, что не верится, будто бабы поют. Видел, как однажды к ним менты подошли. Велели прекратить горланить и петь матерное. Так эти телки их пощупали, обоих. Навалились кучей, зажали, и даже на форму не глянули, тискали, сколько хотели. Может, и до худшего дошло, если б подмога вовремя не подоспела. Целая машина легавых. Бабы мигом врассыпную, поняли, со всеми не справятся. Все ж двоих отловили и увезли в машине. Так сразу на улице тихо стало. Целую неделю не орали. Но потом снова запели. Пьяной бабе не то мент, сам черт брат родной, никого не боятся.
— Они и днем такие. Пьяные и трезвые одинаковы. Вон мой сопляк с соседскими девками тусуется. Но что в них от девок? Они и дома, и в подъезде курят и пиво пьют. Скоро «на иглу сядут». Сказал их отцу, а он в ответ:
— Я твоего за уши к нам не тащу! А нарвусь на него, прожектора на зенки вмажу. Коль он не мужик, пусть здесь не возникает.
— Крутой лох! Я если что услышу, ноги своим повыдираю! — дернулся Николай. И добавил:
— Честно говоря, чем старше, тем страшнее за них становится. И хотя малолетки, глаз не спускаю.
— Малолетки? Да такие, как твоя Вика уже во всю на дискотеке тусуются с крутыми. И «травку» курят. Так что твои пока домашние, тихони. По вечерам из дома не вылезают. Уже если б я увидел, давно тебе сказал. Да и сам не смолчал бы! — ответил Димка, живший в доме напротив.
— Валька разве не проследит сама за дочками, чем занята, ведь не работает? — спросил Иван.
— Она в доме пустое место. Сам знаешь все. Ни человек, ни жена, ни мать!
— Эх, Колька! Кто тебе виноват? Еще тогда, в самом начале предупреждали от нее. Всячески отговаривали. А кого послушал? Ничего слышать не хотел!
Это — страшный мир. Мир за колючей проволокой. Здесь происходит много такого, что трудно себе представить, — и много такого, что невозможно увидеть даже в кошмарном сне. Но — даже в мире за колючей проволокой, живущем по незыблемому блатному «закону», существуют свои представления о чести, благородстве и мужестве. Пусть — странные для нас. Пусть — непонятные нам. Но там — в зоне — по-другому просто не выжить…
Колыма НЕ ЛЮБИТ «случайных» зэков, угодивших за колючую проволоку по глупой ошибке. А еще больше в аду лагерей не любят тех, кто отказывается склониться перед всемогущей силой блатного «закона»…Но глупый наивный молодой парень, родившийся на далеком Кавказе, НЕ НАМЕРЕН «шестерить» даже перед легендарными «королями зоны» — «ворами в законе», о «подвигах» которых слагают легенды.Теперь он либо погибнет — либо САМ станет легендой…
В новом романе, предложенном читателям, рассказано о двух сахалинских зонах: женской, с общим режимом содержания, и мужской, с особым режимом. Как и за что отбывают в них наказания осужденные, их взаимоотношения между собой, охраной, администрацией зоны показаны без прикрас.Судьбы заключенных, попавших на зону за преступления, и тех, кто оказался в неволе по необоснованному обвинению, раскрыты полностью.Кто поможет? Найдутся ли те, кому не безразлична судьба ближнего? Они еще есть! И пока люди не разучились сострадать и помогать, живы на земле надежда и радость....Но не каждому стоит помогать, несмотря на молодость и кровное родство.
Низшие из низших. Падшие из падших.«Психи», заживо похороненные за колючей проволокой СПЕЦИАЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ.Среди них есть и палачи, и жертвы… Есть преступники, умело «откосившие» от возмездия за содеянное, — и жалкие, несчастные люди, забытые всеми. Они обитают в АДУ. У них лишь одна цель — ВЫЖИТЬ.
Кто он, странный человек, замерзавший на заснеженной дороге и "из жалости" подобранный простой деревенской бабой?Кто он, "крутой мужик", похоже, успевший пройти все мыслимые и немыслимые круги лагерного ада - и стать "своим" в мире за колючей проволокой?Возможно, бандит, наконец-то решивший "завязать" с криминальным прошлым? Скорее всего - так. Но... с чего это взял старый, опытный вор, что блатные "братки" просто возьмут и отпустят на "мирное житье" бывшего дружка и подельника?..
…Бомжи. Отвратительные бродяги, пьяницы и ничтожества?Или — просто отчаянно несчастные люди, изгнанные из дома и семьи, вынужденные скитаться по свалкам и помойкам, нигде и ни в ком не находящие ни жалости, ни сострадания?На Руси не зря говорят — от тюрьмы да сумы не зарекайся.Кто из нас — благополучных, состоятельных — может быть уверен, что его минет чаша сия?Запомните — когда-то уверены были и они…
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?