Последний шанс - [19]
— Все понятно, кроме одного. Куда вы деваете своего Алешку? Или все при нем, и мальчишка видит этот натурализм?
— Да ты что, рехнулся? Сын у бабки, у матери Клары живет. Там ночует. Домой только по выходным появляется.
— Почему так?
— Мы живые люди. От себя не сбежишь. По выходным ни я, ни Клара гостей не водим. Ходим с Алешей в цирк, в зоопарк, на каток, по музеям и магазинам, в бассейн водим сына. Отдыхаем как настоящая семья. И кто нас видит, никогда не поверит, что это лишь видимость, сплошная показуха.
— Степка, а разве ты сам не устал от такой жизни? Ведь Алешка не всегда будет ребенком и скоро все поймет!
— Он и сейчас о многом догадывается. Иногда такие вопросы задает, что ставит в тупик. И мы не знаем, что ответить. Вот так спросил:
— Пап, почему маму под руку не возьмешь, смотри, как идут другие. А вы, будто чужие…
— Дома за каждым шагом следит. И опять вопросами засыпает:
— Почему у телевизора не садитесь рядом?
— Почему едите отдельно друг от друга? Зачем спите по разным комнатам? Почему мы больше не ходим вместе в гости как раньше?
— Мальчишка растет. В пятый класс пошел. Скоро будет трудно скрывать от него правду. Он все видит. Но чем больше проходит времени, тем мы дальше друг от друга, — опустились плечи Степки.
— В свободную любовь ударились. А свою потеряли. Да и была ли она у вас? — качал головой Иван, продолжив мрачно:
— Я и не предполагал, что у тебя так горько. Не понимал, отчего такой злой и бабье всегда ругаешь. Никому не веришь.
— С чего быть иным? Оно, конечно, Кларкиной вины меньше моей в случившемся. Но что теперь могу сделать? Прошлое уже не вернуть, а и от будущего ждать нечего. Мы увязли в обидах, непонимании. Для любви и тепла места не осталось. Мы потеряли все. А жизнь продолжается. Она давно не радует, мучает, испытывает обоих. Поначалу мы боялись обоюдных срывов, теперь привыкли. И поняли, что любовь ушла безвозвратно. Мы оба обречены на одиночество. Оно уже теперь начинает доставать. Сидим порою по разным комнатам. Кларка плачет, я курю.
— Да почему не помиритесь?
— Это уже невозможно. Мы перешагнули любовь. И впереди осталась только ненависть. Ее ни погасить, ни задушить. Она уйдет вместе с нами на погост, взяв под руки обоих.
— А вы пытались поговорить, помириться, понять друг друга?
— Зачем? Мы безнадежно остыли. Прошлое не вернуть. Женщина может забыть обиду, причиненную ей. Но за ребенка никогда не забудет. И время не сотрет.
— Степ, ну если бы все было так, она давно вышла бы замуж. И ты нашел бы женщину. Разве не так?
— Вань, с этим нет проблем. Но есть стопор, наш Алешка. Его не хочется обижать. Что будет с ним, если увидит мачеху и отчима? Он никогда нас не простит. Обоих будет презирать за то, что самих себя украли у него.
— Ну это ты уже перехватил! Твой Алешка, как твоя родня, уедет куда-нибудь подальше от нашей провинции. Сам понимаешь, когда узнает, что вы разведены, его около вас уже ничто не удержит. Он слиняет, где никто не знает вас и вряд ли сюда наведается. Кстати, ты и сам такой. Не жди, что сын станет жить рядом с вами, если он сегодня с бабкой. А у вас по выходным. Не злись, Степа, я говорю правду. Алешка вас тоже не поймет. По сути, Клара развелась с тобой из-за сына, не спросив его. Вы во всем обвинили отца. Оно так удобней. Но о себе молчите, хотя сами взрослые люди. И решение, прощать иль нет, зависело только от самих. Мне не повторять банальщину, но любя, понимают и прощают многое. Тут же старик перевесил все. Брось, Степка! Не любили вы друг друга. А потому первая трещина превратилась в пропасть. Хотя семья распалась без видимой причины. И ты не злись, вы оба виноваты. Не прикидывайся слабаком. Я ли тебя не знаю! Сам не захотел удержать семью! Переменка потребовалась, сыскался повод.
— Кончай мозги мне компостировать! Если б я был козлом, не переживал бы разрыв с Кларкой. Давно б от нее отрулил. Все не так просто, как тебе кажется. Да, я пытаюсь держать себя в руках. Но это уже плохо получается. Мне не хочется идти домой. Я попросту давно там не нужен и не знаю, для чего и зачем живу. Все надоело и опаскудело. Нет смысла в жизни, нет цели, а без того все пусто. И я давно чувствую себя лишним на земле…
— Ну тут ты загнул! Торопишься с оценками. Прежде всего, нужен сыну. И нам, каждому. Я не льщу, говорю, как есть. У меня в свое время тоже был депресняк. Со Светкой не клеилось. И в голову лезло черт знает что. И тоже казалось, будто все мимо катит. Вы тогда оказались рядом. И не дали сорваться. А ведь уже пить начал. Удержали. Не оставили одного, не бросили. И я выкарабкался.
— Вань, я каждый день себя удерживаю и держу за уши. Не читай мне моралей, слышь, дружбан? Поделившись с тобой, поговорил сам с собой. Вот только выхода все равно не увидел. И от тебя советов не жду. Нет рецептов в моем случае…
— Помирись с Кларой. Мне кажется, она этого давно ждет. Иначе нашла б тебе замену.
— Ванек! Я много раз пытался. Но бесполезно. Она презирает меня. У нее не осталось ни капли уважения. Она давно забыла имя и зовет козлом, даже при сыне иногда срывается.
— Если б ненавидела, она давно ушла бы жить к своей матери, тем более что там ваш сын и ему у бабки неплохо.
Это — страшный мир. Мир за колючей проволокой. Здесь происходит много такого, что трудно себе представить, — и много такого, что невозможно увидеть даже в кошмарном сне. Но — даже в мире за колючей проволокой, живущем по незыблемому блатному «закону», существуют свои представления о чести, благородстве и мужестве. Пусть — странные для нас. Пусть — непонятные нам. Но там — в зоне — по-другому просто не выжить…
Колыма НЕ ЛЮБИТ «случайных» зэков, угодивших за колючую проволоку по глупой ошибке. А еще больше в аду лагерей не любят тех, кто отказывается склониться перед всемогущей силой блатного «закона»…Но глупый наивный молодой парень, родившийся на далеком Кавказе, НЕ НАМЕРЕН «шестерить» даже перед легендарными «королями зоны» — «ворами в законе», о «подвигах» которых слагают легенды.Теперь он либо погибнет — либо САМ станет легендой…
Низшие из низших. Падшие из падших.«Психи», заживо похороненные за колючей проволокой СПЕЦИАЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ.Среди них есть и палачи, и жертвы… Есть преступники, умело «откосившие» от возмездия за содеянное, — и жалкие, несчастные люди, забытые всеми. Они обитают в АДУ. У них лишь одна цель — ВЫЖИТЬ.
В новом романе, предложенном читателям, рассказано о двух сахалинских зонах: женской, с общим режимом содержания, и мужской, с особым режимом. Как и за что отбывают в них наказания осужденные, их взаимоотношения между собой, охраной, администрацией зоны показаны без прикрас.Судьбы заключенных, попавших на зону за преступления, и тех, кто оказался в неволе по необоснованному обвинению, раскрыты полностью.Кто поможет? Найдутся ли те, кому не безразлична судьба ближнего? Они еще есть! И пока люди не разучились сострадать и помогать, живы на земле надежда и радость....Но не каждому стоит помогать, несмотря на молодость и кровное родство.
Кто он, странный человек, замерзавший на заснеженной дороге и "из жалости" подобранный простой деревенской бабой?Кто он, "крутой мужик", похоже, успевший пройти все мыслимые и немыслимые круги лагерного ада - и стать "своим" в мире за колючей проволокой?Возможно, бандит, наконец-то решивший "завязать" с криминальным прошлым? Скорее всего - так. Но... с чего это взял старый, опытный вор, что блатные "братки" просто возьмут и отпустят на "мирное житье" бывшего дружка и подельника?..
…Бомжи. Отвратительные бродяги, пьяницы и ничтожества?Или — просто отчаянно несчастные люди, изгнанные из дома и семьи, вынужденные скитаться по свалкам и помойкам, нигде и ни в ком не находящие ни жалости, ни сострадания?На Руси не зря говорят — от тюрьмы да сумы не зарекайся.Кто из нас — благополучных, состоятельных — может быть уверен, что его минет чаша сия?Запомните — когда-то уверены были и они…
Владимир Алексеев – представитель поколения писателей-семидесятников, издательская судьба которых сложилась печально. Этим писателям, родившимся в тяжелые сороковые годы XX века, в большинстве своем не удалось полноценно включиться в литературный процесс, которым в ту пору заправляли шестидесятники, – они вынуждены были писать «в стол». Владимир Алексеев в полной мере вкусил горечь непризнанности. Эта книга, если угодно, – восстановление исторической справедливости. Несмотря на внешнюю простоту своих рассказов, автор предстает перед читателем тонким лириком, глубоко чувствующим человеком, философом, размышляющим над главными проблемами современности.
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Эльф по имени Блик живёт весёлой, беззаботной жизнью, как и все обитатели "Огненного Лабиринта". В городе газовых светильников и фабричных труб немало огней, и каждое пламя - это окно между реальностями, через которое так удобно подглядывать за жизнью людей. Но развлечениям приходит конец, едва Блик узнаёт об опасности, грозящей его другу Элвину, юному курьеру со Свечной Фабрики. Беззащитному сироте уготована роль жертвы в безумных планах его собственного начальства. Злодеи ведут хитрую игру, но им невдомёк, что это игра с огнём!
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…
Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.