Последний шаман Цитруса - [50]

— Иди ты! — фыркнул Рэй, толкнул его кулаком в плечо.

— Сам иди, — отозвался Ив. И уже нырнув в шлюз, добавил. — Придурок.

— Я слышал! — прокричал Рэй ему вслед.

— Я знаю! — гулко отозвался Ивор.

Створка шлюза закрылась.

Насовсем.

* * *

Потом, уже после Вторжения, Рэй очень долго не мог осознать произошедшего. Умом понимал, что Ивора больше не увидит, но этот факт будто не касался его. Не вызывал ничего. Не слишком беспокоил.

А потом, сидя в палате рядом с Мистом, который большую часть времени валялся в бессознательном состоянии, Рэй вдруг подумал, что Ивор так и не успел поменять свой оборванный шнурок. И это показалось ему чертовски несправедливым.

Он вскочил, прошелся от окна к двери и обратно, а потом подпер спиной стену, пару раз судорожно вдохнул воздух и разрыдался наконец в полный голос. Сполз по стене на пол, спрятал лицо в ладонях и продолжил рыдать.

Взрослый уже мужик. Остановивший и Вторжение, и наварха с его Омегой. И даже наварха, который пытался прорваться к Мисту в палату. Продолжил рыдать из-за шнурка.

Он даже засмеялся, так глупо это было, но смех снова перешел во всхлипы.

— Приплыли, — слабо прошептал лежащий на койке Мист. — Рэй, возьми пару дней отпуска. Слетай на Землю, отдохни.

— Я не… с Земли, — пробормотал Рэй, приходя в себя и пытаясь отдышаться.

— Я знаю, откуда ты, — даже шепотом Мист бывал очень раздраженным. — И знаю, что домой ты не полетишь.

И был, как всегда, прав.

Дома Рэя никто не ждал.

— Лети на Землю. Там всякие, — Мист слабо шевельнул ладонью, обозначая неопределенный жест, — рекреации. Бабочки. Цветочки. Песни. Психология. Как ты любишь.

— Пош-шел ты, — процедил сквозь зубы Рэй, все еще сидя под стенкой. Собираясь с силами, чтобы подняться.

— Я бы пошел, дорогой, — проникновенно проговорил Мист. — Но не могу, пока не поднимут. И не поведут.

— Видишь, — вздохнул Рэй и таки собрался. Рывком встал на ноги. — Какая к черту Земля. Мне еще тебя поднимать.

— И Базу строить, — напомнил Мист.

— И Базу строить, — отозвался Рэй.

И тоскливо глянул в окно. В небо, будто в нем могло было быть видно Землю. Он бы слетал, только заранее знал откуда-то: никакие бабочки-цветочки и тамошние психологи ему не помогут.

Да и некогда ему. Тут у него Мист.

Там у него — Цитрус.

Глава 13. Мэй

— Наверное, про нас забыли, — пробормотала Гоша сквозь сон. Она крутилась, поудобнее устраиваясь на его коленях, но коленей ей было мало, она то и дело сползала на пол и никак не могла применить в полной мере свой фирменный защитный механизм: забить на проблему и поспать. Авось, сама собой решится как-нибудь.

Вокруг было тихо, как в гробу.

Да они и были в гробу. В огромном таком, каменном. Под землей. И сверху заметала песками буря.

«А если она затянется на сутки? Двое? До нас же не доберутся», - думал Снежок, но молчал. В тишине у Гоши все еще были шансы уснуть.

Гоша была неудобной и твердой. Мелкая, худющая, сплошные кости, когти да зубы. Она давила ему на ноги, стена врезалась в спину, и казалось, на голову вот-вот рухнет потолок.

А Снежок знал, каково это — когда на голову падает потолок. Это Заку хорошо — Зак обо всем, что падало, забыл. А Снежок помнит. Просто никому не говорит, чтоб ничего не усложнять.

Заку вообще хорошо. Ну, было, по крайней мере. Сейчас-то ему вряд ли… хоть как-то. И «хорошо» не совсем то слово. Не тому Снежок завидовал. Не хорошо — просто. Заку было просто.

Все понятно, все расписано, все легко. И на борд встать, и со стены прыгнуть, и тестовые симуляции в реальном времени под запись пройти. Разбомбил пару-тройку недругов, погонял по свалкам, нашел побрякушку для Гоши и прилетел к ним, весь из себя открытый, чуткий, внимательный. Улыбчивый и светлый. И не только к Гоше тянется — если б одной Гоше, это Снежок еще понял бы. Но он же так ко всем. И даже к самому Снежку. Который, вроде как, конкурентом должен был стать. Но нет — еще один его в младшие братья без спросу записал.

Снежок списал бы это на то, что выглядит даже младше, чем он есть. А ребенок — он и на Цитрусе ребенок. Никто его всерьез не воспринимает. Для всех он — мелкий. А значит, в определенной мере проект можно даже назвать удачным.

Но на этот раз дело было не в Снежке с его детским лицом и большими глазами. Дело было в Заке. Зак так не только с ним, Зак так со всеми. Начиная с дорогой ему Гоши и заканчивая его отцом, которого Зак терпеть не может. Но берет себя в руки, и ласково с ним, и нежно. Снежок так не смог бы. Придушил бы старика рано или поздно, пока тот спит. Чтоб старик и сам не мучился, и никого не мучил. А потом Снежок, конечно же, убедил бы себя, что так было надо. Что это он во благо. Даже не убеждал бы — знал бы заранее. Логично же.

А Зак каждый день собирается с силами. И каждый день улыбается Гоше. И каждый день, сволочь, решает свои тесты и побеждает противников, а потом гоняет на сломанном борде, а свой, целый, отдает. А потом закрывает бункер и в гордом одиночестве мчится спасать всех.

И ты уже не просто завидуешь, не просто злишься, ты ненавидишь его всем сердцем за его долбаную правильность, за идиотский героизм, за то, что он всем старший брат. И тебе — в том числе.