Последний сёгун - [20]

– Замечательно! Это огромное счастье и подлинное благодеяние для всей нашей страны! В высшем обществе ходили самые разные слухи о будущем наследнике, – продолжал Ёсинобу, – многие из них имели касательство и ко мне, что до чрезвычайности меня беспокоило, и ничто не может принести большее успокоение, чем известие о том, что все так счастливо разрешилось. Это просто великолепно! Правда, поговаривали, что молодой господин из Кисю страдает эпилепсией, но когда я однажды видел его в сёгунском замке, в нем не было и следа нездоровья. Наоборот, он и ростом выше своих сверстников, что, конечно, не может не радовать. Можно, правда, слышать и такие голоса, что он слишком юн и неопытен, но при поддержке такого старейшины, как Ваше Превосходительство, все эти трудности, несомненно, удастся преодолеть. И потому я приложу все свои силы для того, чтобы служить властителю где только возможно, – резко сменил интонацию Ёсинобу и завершил свою речь словами о том, что будет самым верным вассалом властителя из Кисю.

Слушая это напыщенное славословие, Наосукэ даже на секунду забылся, но затем поднял на гостя полное лицо, которое буквально сочилось счастьем, и наконец-то стал обмениваться с гостем хоть какими-то репликами.

В ходе дальнейшей беседы Ёсинобу вскользь спросил, кто станет наследником в доме Кисю; ведь с уходом его главы в сёгунский дом это место будет пустовать.

Весь вид Наосукэ ясно показал, что он, похоже, еще ни на секунду не задумывался об этом преемнике. Однако мгновение спустя старейшина склонил голову набок и многозначительно улыбнулся. Сейчас он напоминал старого хитрющего кота-подлизу. Продолжая улыбаться, он поднял на собеседника свои маленькие глазки. Ёсинобу внутренне напрягся. Эту улыбку, полную лести и раболепия, он запомнил на всю оставшуюся жизнь.

– А Вы сами не задумывались об этом? – многозначительно проговорил Наосукэ. (Иными словами, нет ли у Вас желания самому стать главой клана Кисю?) Для Наосукэ, который из-за низкого происхождения своей матери первую половину жизни был вынужден жить в нищете и безвестности, предложение, которое он сделал Ёсинобу, казалось исключительно лестным. – А если будет такое желание, то я бы мог и посодействовать! – продолжал Наосукэ. Последние слова советника поставили Ёсинобу в такое унизительное положение, что он на некоторое время даже потерял дар речи.

– Не надо! – собравшись, наконец, с мыслями, резко сказал он. – Я не намерен покидать дом Хитоцубаси! Именно поэтому я отказался стать наследником сёгуна, и уж тем более не собираюсь идти в дом Кисю или какие другие дома! – И с этими словами Ёсинобу покинул сёгунский замок.

Вернувшись домой, он, по своему обыкновению, долго отмалчивался, но Хираока Энсиро столь назойливо донимал его вопросами о том, каким человеком изволит быть Его Превосходительство господин тайро, что Ёсинобу в конце концов сказал:

– Человек он решительный, но не мудрый. – Ёсинобу действительно так думал. Наосукэ мог сколько угодно пускать в ход свою неприкрытую лесть, но юноша хорошо знал, что ко всем, стоящим на служебной лестнице ниже министра, Наосукэ относится исключительно высокомерно и почти что вообще не считает их за людей. А, как говорил Ёсинобу в юные годы его наставник Иноуэ Дзиндзабуро: «Лебезит перед высшими, высокомерен с низшими – нет, это человек невежественный и бесталанный…»

– Я бы даже сказал, что он вообще человек малозначимый, – закончил свою мысль Ёсинобу.

Однако вскоре он получил возможность убедиться в том, что иногда человека приходится оценивать не по идеям или уму, а по той власти, которую он сосредоточил в своих руках. Сразу после разговора Наосукэ с Ёсинобу по всей стране начались повальные аресты – так называемая кампания годов Ансэй. В истории Японии не было более жестоких, ужасных и бессмысленных репрессий по идеологическим мотивам.

Нет, это не были политические репрессии, поскольку они напрямую не соотносились с политическими взглядами жертв. Цель Наосукэ, развязавшего эту травлю, состояла не в подавлении идейной оппозиции. Она была куда проще: окончательно покончить с Нариаки из Мито.

Наосукэ считал, что Нариаки все последние годы вынашивает тайные замыслы свергнуть сёгунский дом и всеми способами стремится претворить их в жизнь. Тайро был в этом убежден совершенно твердо, но без доказательств это убеждение оставалось не более, чем абстрактной гипотезой. Нужен был человек, который смог бы расцветить эту гипотезу буйными красками и тем хотя бы внешне сделать ее хоть немного похожей на правду. Таким человеком стал Нагано Сюдзэн.

Сюдзэн по собственной инициативе долго шпионил за Нариаки. Беззастенчиво приукрашивая факты и беллетризируя свои донесения, он поставлял их служившему под началом Наосукэ самураю по имени Уцуги Рокуносукэ.

Предположения Сюндзэн заключались в следующем.

Во-первых, Нариаки из Мито хочет взять под свой контроль правительство, для чего планирует сделать сёгуном своего родного сына Хитоцубаси Ёсинобу.

Во-вторых, для достижения этой цели планируется привлечь Мацудайра Сюнгаку. В качестве вознаграждения предполагается предоставить ему в военном правительстве крупный административный пост.