Последний самурай - [42]
Поклонница все еще здесь, витает над нами, бормочет, запинается. Нанеся удар под дых с этой своей умеренностью, начинает рассказывать о своем ребенке, который далеко не гений.
Я говорю: А как насчет французского? Она вполне может начать изучать французский.
& она отвечает: Знаю, это может показаться вам ужасным, но у меня просто нет времени.
В ответ я замечаю, что она, должно быть, ожидает слишком многого, что вполне можно обучать одному слову в день & дать девочке возможность раскрасить знакомое слово в книжке, тогда она хорошо запомнит его, и вообще секрет успеха — это выполнять по одному простому заданию в день.
Так именно так вы с ним и занимались? спрашивает она, и в голосе ее слышится неподдельное изумление. И столь же изумленно взирает она на «Калилу и Димну», хотя лично я не вижу в этой книжке ничего особенного (текст простой, проще не бывает).
Нет, отвечаю я. Но это действительно самый лучший метод.
За время, что мы разговаривали, от платформы успели отойти два поезда, следующие по кольцевой, и еще один — до «Апминстер». А она все не унималась. Спросила, как же я заставила его проделать всю эту огромную работу? И я ответила, что не заставляла, а просто объяснила ему пять слов, а потом дала цветной маркер.
& дама ответила: Да, понимаю, но ведь должно быть что-то еще, я просто уверена, должно быть нечто большее...
Тут я не могла не задуматься о вещах, о которых не следовало бы думать, а именно о том, как это порой трудно — быть милой и вежливой с людьми, изо всех сил стараться быть милой и вежливой.
Похоже, она по-настоящему заинтересовалась, поскольку пришел и отошел поезд на Баркинг, а она все еще торчала рядом. Она спросила, как быть, если сама, к примеру, изучала латынь. Ведь если учишь ребенка французскому, простым заданием может быть и одно слово в день, но как быть с языками, где есть склонение, спряжение и прочие флексии, и грамматика там такая сложная, совершенно недоступна пониманию четырехлетнего малыша.
На это я ответила, что маленькие дети обычно любят подбирать пары словам. Это совсем несложно: просто объясняешь, какое слово может стоять в паре, и сразу станет ясно, почему именно два эти слова подходят друг другу, хотя, конечно, желательно, чтобы ребенок догадался об этом сам.
Она доброжелательно улыбнулась и заметила: Как это, должно быть, приятно — объяснять все эти вещи маленькому ребенку!
Нет, я вовсе не собиралась в первый же день объяснять ему все типы склонений, потому что прекрасно знала, что сказал бы на сей счет мистер Ма. Впрочем, Л. страшно нравилось раскрашивать слова цветными маркерами, а это всегда радость и облегчение — видеть, как маленький ребенок с удовольствием занимается чем-то полезным. И тогда я составила для него несколько табличек, зная, что мистера Ма здесь нет, а потому он их не увидит.
Пришлось заглядывать в словарь, чтобы правильно написать все диалектные формы, и в конце концов у него оказалось множество слов, которые можно было раскрашивать, и все шло просто замечательно.
Я сказала, что он может раскрасить любое понравившееся ему слово, & вернулась к Джону Денверу, оставив «Илиаду» с первой по двенадцатую Песнь на стуле.
Прошло часа четыре или пять. Время от времени я отрывала взгляд от компьютера и видела, как он занимается чем-то на полу. Потом встала и подошла к нему. Он поднял голову и улыбнулся. И сказал, что вернулся к началу Песни первой «Илиады» из оксфордского классического текста, выделил пять знакомых слов и все случаи употребления определенного артикля до конца Песни двенадцатой. Страницы пестрели зеленым.
Он спросил: А где том второй? Надо бы с этим закончить.
Я сказала: Natürlich. Раскрашивай себе на здоровье. Это очень полезно. Я-то думала, тебе будет трудно.
Он сказал: Ни чуточки не трудно.
& я снова взглянула на раскрашенную страницу & строго предупредила:
Но только ЧТОБЫ НЕ СМЕЛ раскрашивать какую-нибудь ДРУГУЮ КНИЖКУ без МОЕГО РАЗРЕШЕНИЯ!
Вот и все, что я сказала ему, & этого было более чем достаточно. Ворчливый Чужак нашептывал на ушко разные гадости, так и подзуживал уничтожить это бойкое дитя. Он снова уставился в книгу, я вернулась к своей работе, а он — к своей.
Я пыталась быть доброй и терпеливой, но это влекло за собой определенные последствия.
Прошла неделя. Почему-то считается, что маленькие дети не умеют сосредоточиваться. Но что, собственно, мешает маленькому ребенку сосредоточиться? Л. у меня типичный мономаньяк. Выскакивает из постели в 5 утра, напяливает на себя четыре или пять свитеров, бежит вниз, хватает один из восьми маркеров и приступает к работе. Примерно в 6.30 или около того он бегом поднимается наверх доложить о своих успехах и размахивает у меня перед носом расцвеченной зеленым страницей. Я не одобряю родителей, которые в стремлении отделаться от ребенка бормочут: Чудесно, прекрасно, просто замечательно. И таким образом лишают его возможности задать какой-нибудь хитроумный вопрос. Мой слоненок с топотом бегает вверх и вниз по лестнице на протяжении вот уже двух часов. Пора вставать.
Как я уже говорила, прошла неделя. Как-то однажды я оторвалась от компьютера, решила почитать записки Ибн Баттуты.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
Сухум. Тысяча девятьсот девяносто пятый год. Тринадцать месяцев войны, окончившейся судьбоносной для нации победой, оставили заметный отпечаток на этом городе. Исторически желанный вождями и императорами город еще не отошел от запаха дыма, но слово «разруха» с ним не увязывалось. Он походил на героя-освободителя военных лет. Окруженный темным морем и белыми горами город переходил к новой жизни. Как солдат, вернувшийся с войны, подыскивал себе другой род деятельности.
Когда пожилой Мюррей Блэр приглашает сына и дочерей к себе на ферму в Нью-Гэмпшир, он очень надеется, что семья проведет выходные в мире и согласии. Но, как обычно, дочь Лиззи срывает все планы: она опаздывает и появляется с неожиданной новостью и потрепанной семейной реликвией — книгой рецептов Фанни Фармер. Старое издание поваренной книги с заметками на полях хранит секреты их давно умершей матери. В рукописных строчках спрятана подсказка; возможно, она поможет детям узнать тайну, которую они давно и безуспешно пытались раскрыть. В 2019 году Элизабет Хайд с романом «Спросите Фанни» стала победителем Книжной премии Колорадо в номинации «Художественная литература».
«У крутого обрыва, на самой вершине Орлиной Скалы, стоял одиноко и неподвижно, как орёл, какой-то человек. Люди из лагеря заметили его, но никто не наблюдал за ним. Все со страхом отворачивали глаза, так как скала, возвышавшаяся над равниной, была головокружительной высоты. Неподвижно, как привидение, стоял молодой воин, а над ним клубились тучи. Это был Татокала – Антилопа. Он постился (голодал и молился) и ждал знака Великой Тайны. Это был первый шаг на жизненном пути молодого честолюбивого Лакота, жаждавшего военных подвигов и славы…».
Овдовевшая молодая женщина с дочерью приезжает в Мемфис, где вырос ее покойный муж, в надежде построить здесь новую жизнь. Но члены религиозной общины принимают новенькую в штыки. Она совсем не похожа на них – манерой одеваться, независимостью, привычкой задавать неудобные вопросы. Зеленоглазая блондинка взрывает замкнутую среду общины, обнажает ее силу и слабость как обособленного социума, а также противоречия традиционного порядка. Она заставляет задуматься о границах своего и чужого, о связи прошлого и будущего.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.