Последний рыцарь Тулузы - [24]

По мере продолжения песни ставни прекрасной донны раскрывались все шире и шире, из окна доносились стоны и всхлипы. Наконец, утирая слезы, донна сбросила веревочную лестницу, по которой к ней и поднялся бледный и взволнованный не менее своей красавицы Раймон.

Я распрощался с Гийомом и остался ждать господина под окном. На первый взгляд, все складывалось более чем удачно: Раймон приобрел даму сердца, так что даже если ему и не было суждено влюбиться в собственную супругу, в городе его ждала восхитительная возлюбленная.

Но все обернулось полным кошмаром. На следующее утро веселый и счастливый Раймон показался в окне своей прелестницы. Я придерживал его лестницу, пока он спускался с небес на грешную землю.

– Я женюсь на ней! – сообщил он мне.

– На ком? – выдавил из себя я. Подобного поворота судьбы и столь сильной каверзы со стороны наших ангелов-хранителей я никак не ожидал.

– На даме моего сердца, прекрасной и несравненной Катарине! – Он счастливо рассмеялся. – А как же по-другому? Этой ночью мадонна удостоила меня такими знаками внимания, после которых я, как честный рыцарь, просто обязан жениться на ней!

– Но ваш отец желает женить вас на достойнейшей Эрмезинде! Весь двор готовится к вашей свадьбе! Дело решенное! – Я чувствовал, как земля уходит из-под копыт моего коня.

– Решенное, перерешенное, я люблю ее. Слышишь ты, Анри! Я женюсь на ней, и катись к чертям собачьим тулузский трон вместе со всеми достойными невестами!

Доставив Раймона в замок, я стрелой вылетел оттуда и, не отдыхая и не переодеваясь, бросился к дому де Кобестаня. Несмотря на ранний час, трубадур встретил меня со всем радушием, сразу же предложив позавтракать и обсудить ночные приключения.

Когда же он услышал о решении Раймона и моих злоключениях, он только покачал головой, сказав, что лично навестит донну Катарину и выбьет, если понадобится, дурь из ее башки. После этого он собирался заехать в замок и потолковать с Романе по душам.

На том и порешили. В конце концов Раймон Пятый все равно не позволил бы своему старшему сыну жениться на его любовнице. К моей радости, де Кобестань действительно имел влияние на эту особу, так как она состояла в любовной связи с еще несколькими господами и частенько ублажала и самого прекрасного певца. Так что, когда он потребовал от нее отказать юному Раймону, ей не оставалось ничего другого, как подчиниться приказу.

В тот же день Гийом явился к Романе и без обиняков объяснил ему, кто есть его дама и кем ей положено быть при сыне хозяина Тулузы.

При этом выведенный из равновесия Раймон сорвал со стены меч и попытался зарубить трубадура, но Гийом – а об этом мне рассказал дежуривший возле покоев наследника паж, – обернув руку плащом, с легкостью перехватил обращенный к нему на манер турнирного копья меч и отшвырнул его в угол. Обезоружив таким образом Раймона, Гийом как ни в чем не бывало поднял с пола меч и с грациозным поклоном подал его Романе.

– Если господин желает убить меня, это всегда можно сделать на честном поединке, – со льдом в голосе сообщил он. – Что будет легко устроить, так как я считаю вашего благородного отца графа Раймона своим благодетелем и не посмею убить или нанести увечье его сыну. А значит, не стану сопротивляться вашему оружию. Убить меня, тем не менее, я прошу по благородному обычаю, с полным соблюдением рыцарского кодекса чести и турнирных правил, так как я получил посвящение в этом самом замке от вашего благородного родителя и не желаю, чтобы меня зарезали ваши люди, как собаку.

После такой отповеди Раймон был вынужден просить у де Кобестаня прощения. Но впоследствии он уже не доверял ему и никогда не встречался с донной Катариной.

Две охоты

Меж тем стремительно приближался день приезда невесты. В ожидании свадьбы сына граф заканчивал последние приготовления и принимал явившихся к нему с визитом крестоносцев, собиравшихся воевать в Святой земле под знаменами Английского Льва. В честь этих господ хозяин Тулузы устроил большую охоту. Туда впервые я был приглашен не в качестве телохранителя графа, а как гость.

Конечно же, я возгордился, как последний дурень, и даже заказал у графских портных для себя новую одежду, а также прикупил сбрую для своего коня и драгоценности, отсутствие которых могло быть извинено только каким-нибудь суровым обетом.

О, ну почему я позволил своему добрейшему хозяину увлечь меня обещанием радостей и веселий? Для чего мне вдруг понадобился этот почет и высшее общество? Никогда прежде я не стремился оказаться среди слуг Ричарда, из-за отца которого я был отвергнут собственным родителем и изгнан из дома. Почему я не остался с Романе? Почему больше заботился о своих удовольствиях, нежели о благе и безопасности семьи Раймона Пятого?

До сих пор эти вопросы не дают мне покоя. И я не могу ответить ни на один из них.

Утром перед знаменитой охотой я приметил Романе, весело беседующего о чем-то с приближенными юношами, которые составляли свиту наследника. Увидев меня, Романе спешно распрощался с придворными и, похвалив мой новый наряд, пожелал всяческих успехов на охоте.

– Но разве вы сами не поедете? – изумился я. Всем известна любовь юного сына графа к охотам и развлечениям, тем более был повод отличиться перед английскими рыцарями, показав себя отменным стрелком и знатоком местной дичи.