Последний ребенок - [49]

«Пропасть ворон».

Голос обескуражил его. Он не был голосом Бога. Маслянисто-гладкий и вкрадчиво-сладкий, он наполнил голову Ливая и влил ему в рот сахарный вкус. Ливай попытался подняться, но лодыжка подвернулась, и боль снова прошла через все тело судорогой. Он закусил губу и перекатился на спину. Вокруг него от земли поднимался горячий воздух. Ливай посмотрел вверх и увидел, что птицы снялись с насиженного места и кружат, хлопая и шелестя крыльями и исторгая стоны из мертвого леса. Он пощупал лодыжку – под пальцами как будто каталась дыня распухшей плоти. Растяжение или даже перелом, а случилось это, должно быть, когда он прыгнул в реку. Тогда даже не почувствовал, но чувствовал теперь. Ливай оперся на ногу, и нервы как будто полоснуло лезвием, так резко и сильно, что он даже вскрикнул.

Посмотрел на серое, с металлическим отливом небо и услышал тот же странный шепот.

«Пропасть ворон».

Теперь голос напугал его.

– Где Ты? – взмолился он, обращаясь к Богу.

Но никто не ответил. Небо опустело, и мертвый лес еще долго двигался – вниз и вверх, из стороны в сторону – после того, как птицы улетели.

Только через час Ливай собрался с силами и предпринял еще одну попытку встать и пойти. Лодыжка отозвалась выстрелом боли, и тогда он решил ползти. И пополз – по берегу, вверх по течению реки, роняя тихие слезы и волоча за собой ящик.

Глава 22

С таким наплывом фургонов медийных служб больничная автостоянка не справилась. Парковались они так плотно, что Чарли едва ли не с боем отстоял свободную полосу – на тот случай, если потребуется «Скорая» для доставки пациента. Служебные обязанности Чарли в том и заключались, чтобы охранять парковку, стоять у двери и не пускать посторонних. Он стоял под портиком, моргая от слепящих вспышек.

Это интервью было его пятым.

Чарли поднял руку и, игнорируя шумную толпу, подарил все свое внимание репортерше с Четвертого канала. В реальной жизни она была так же мила и красива, как и в телевизоре. Как кинозвезда на афише.

– Прямо вон туда. – Чарли протянул руку. – Влетела через тот въезд. Вихлялась, будто пьяный сидел за рулем. Из стороны в сторону. Наскочила вон на тот бетонный блок, отскочила и остановилась уже вот здесь. – Чарли снова поднял руку и указал на то место, где стоял. – К счастью, я парень проворный.

Репортерша кивнула, ничем не выдав своих сомнений. Живота Чарли хватило бы на троих.

– Продолжайте, – попросила она.

Чарли почесал лысеющую макушку.

– Ну, в общем-то, всё.

Репортерша мило улыбнулась.

– За рулем был Джонни Мерримон?

– Точно, он самый. Я его с прошлого года помню. Такое трудно забыть. Тогда повсюду были фотографии его сестры-близняшки. Они так похожи… Но сегодня мальчишка был весь изрезан, грязный. А машина полна крови.

Репортерша бросила взгляд на камеру.

– Джонни тринадцать лет…

– Ему нельзя садиться за руль…

– Но девочка с ним была, Тиффани Шор.

Чарли кивнул.

– Та самая, которая пропала. Да, она. О ней тоже в газетах писали.

– Вам не показалось, что Тиффани ранена? Пострадала? – В глазах женщины мелькнул огонек. За накрашенными губами блеснули идеальные зубы.

– Вот насчет этого ничего сказать не могу. Наручники были. Плакала, а когда мы попытались забрать ее из машины, принялась кричать. Ухватилась за руку Джонни и не отпускала.

– Что можете сказать о Джонни Мерримоне? В каком он был состоянии?

– В каком состоянии? Да уж… Он был похож на дикого индейца.

– На дикого индейца?

Репортерша придвинула микрофон. Чарли сглотнул и отвел глаза от ее губ.

– Да. Черные, как смоль, волосы, и глаза тоже черные. Худой, как хорек, без рубашки. На шее перья и кости – я даже череп видел, ей-ей, череп, – да еще и физиономия разрисована… типа красными и черными полосами.

Репортерша оживилась.

– Боевая раскраска?

– Ну мне-то он просто грязным показался. Грязный, с сумасшедшими глазами, не в себе. И дышал так, словно десять миль пробежал.

– Он был ранен?

– Порезан. Вроде как ножом. Порезан и весь в крови и грязи. В руль вцепился, мы едва его из машины вытащили. Там такое было… – Он покачал головой. – Месиво.

Она подсунула микрофон еще ближе.

– Вы полагаете, что Джонни Мерримон спас Тиффани Шор от похитителя?

– Насчет этого не знаю. – Чарли помедлил, позволив себе заглянуть в вырез ее платья. – Я так скажу: какими-то больно уж спасенными ни он, ни она мне не показались.

* * *

Хант стоял в ярко освещенном коридоре с вымытым до блеска полом, в котором, пусть и в искаженном виде, отражался он сам. На виске пульсировала жилка, от груди к лицу по коже разлился горячий кислотный румянец. Разговор с шефом полиции шел трудно, и Хант с трудом сдерживался, чтобы не задушить босса на месте.

– Как же ты его пропустил? – Шеф, невысокий мужчина с покатыми плечами и растекшейся линией талии, имел репутацию человека нетерпимого и отличался инстинктом выживания, свойственным в наибольшей степени политикам. Обычно ему хватало благоразумия не мешать Ханту, но этот день обычным не был. – Господи, Хант, он же отъявленный педофил и состоит на особом учете.

Детектив мысленно посчитал до трех. Мимо прошел доктор, потом худенькая медсестра с пустой каталкой.