Последний ребенок - [46]

– Какого черта?

– Вот именно, – поддакнул Йокам. – Именно так я и сказал.

Хант огляделся.

– Других рисунков нет?

– Нет.

– Кто-то же должен что-то знать.

– Соседи отмалчиваются, не хотят говорить с полицейскими. По крайней мере, на этой улице.

– Что-нибудь указывает на то, что в доме держали девочку?

– В комнате убрали. Что странно само по себе, потому что в других грязи по колено.

Хант пробежал глазами по голым стенам, отмечая места, с которых сорвали клейкую ленту. Судя по расположению, лентой приклеивали листы бумаги. Начав с угла, Хант медленно прошел вдоль всех стен. Осмотрел заляпанную стену, пол. Никаких других картин, никаких украшений, ни даже пятнышек от цветных мелков. Только несколько коротких черточек, как будто кто-то отрывал бумажные уголки. Он заглянул за желтую штору, потом наклонился, увидев что-то в дальнем углу, и осторожно поднял.

– Пуговица? – спросил, подойдя ближе, Йокам.

Хант повертел находку, прищурился.

– От мягкой игрушки. От какого-то животного.

– Что?

– Думаю, это глаз. – Хант протянул руку. – Дай пакет.

Йокам протянул ему пластиковый пакетик. Хант опустил в него пуговицу-глаз и запечатал.

– Пусть поищут здесь отпечатки. – Он выпрямился.

– Куда теперь? – спросил Йокам.

– Устал я от этого дерьма.

Хант вышел из дома на крыльцо. Люди все еще стояли тут и там тесными группками, с любопытством наблюдая за копами, не представлявшими реальной угрозы. Глядя на эти самодовольные, равнодушные лица, Хант почувствовал, как в нем закипает гнев. Повысив голос, чтобы все слышали, детектив сказал:

– Я хочу поговорить с теми, кто знает, что происходило в этом доме. – Слушатели замерли. Лица как будто замкнулись. Он видел такое миллион раз. – Здесь убили людей. Пропала девочка. Кто-нибудь может рассказать, что творилось в этом доме?

Хант отыскал взглядом сердитую женщину с малышами на руках. Он выбрал ее, потому что она была матерью и потому что жила по соседству.

– Помочь может любая мелочь.

Лицо женщины оставалось холодным, отстраненным. Хант снова прошел взглядом по толпе, но увидел только злобу и недоверие.

– Пропала девочка!

Призыв не нашел отклика. Он был копом, а на этой улице копам не верили. На глаза ему попалась стоящая на углу крыльца банка с краской. Этикетка давно выгорела и побелела, крышка заржавела. С удивившей его самого яростью Хант пнул ее ногой. Описав в воздухе дугу, банка шлепнулась на землю, изрыгнув что-то серое.

Несколько секунд Хант смотрел на разлетевшиеся брызги, а когда поднял голову, увидел у бордюра шефа. Тот только что появился и даже не выключил мотор. Сложив на груди руки, он стоял возле открытой дверцы и хмуро смотрел на детектива. Их глаза встретились, и после долгой паузы шеф покачал головой. Медленно.

Хант выждал два удара сердца и повернулся к открытой двери. Из дома на него накатил запах смерти.

Глава 19

Бертон Джарвис вышел из гаража в двадцать минут седьмого. Он не спал всю ночь, держался на текиле и амфетамине, и теперь в черепушке горел запал, что-то жаркое и яркое. Что-то похожее на страх. Злой и недовольный, он был преисполнен сожалений, не имеющих никакого отношения к добру и злу. Голова шла кругом от мыслей о риске и последствиях того, что, по всей вероятности, делать бы не следовало. Того, за что его могли схватить.

Но все же…

Он пошатнулся, остановившись на сырой серой прогалине между деревьями; чувствуя, как расползается по лицу ухмылка.

Но все же…

Улыбка завяла, пока Джарвис возился с замком, и умерла насовсем, когда на коже выступил пот. Пошатываясь, он побрел по тропинке к дому. Глазные яблоки чесались, в нос как будто залили расплавленный воск.

Джар не был милым и приятным человеком, знал это, но ничуть не переживал. Мало того, он даже испытывал своего рода извращенную гордость, видя, как молоденькие мамочки тащат детишек через дорогу, рискуя попасть под колеса, только чтобы избежать встречи с ним на тротуаре. После девяти арестов и тринадцати лет заключения забота о собственных потребностях стала его религией. Шестьдесят восемь, щетинистые волосы, два шатающихся зуба и глаза цвета сырых устриц. Три пачки сигарет в день помогали поддерживать форму и не расплываться, наркотики и выпивка не давали попасть в тюрьму, притупляли зуд, ослабляли тягу к местам, куда его влекло воображение. При наличии достаточной дозы ему вполне удавалось продержаться с утра до вечера.

Обычно.

Жил Джар на окраине города, в обветшалом домишке, расположившемся на участке в двенадцать акров. Рядом с участком пробегала, по пути к городской свалке, двухполосная дорога. Передний двор – деревца и лужайка, девятнадцатилетний «Понтиак» и грузовичок, изрыгавший при работе черный дым. На заднем стояли бочки с пустыми бутылками и пролегала канава, заполненная мусором.

А еще у него был гараж. Объект этот находился ближе к задней границе участка, в такой густой и темной роще, какую Джар мог бы вырастить сам с одной-единственной целью: спрятать в ней гараж. Ни на каких картах и планах этой постройки не было. Никакого разрешения на нее никто не выдавал. Но гараж был, и была роща, и была река.

Мальчишку Джар видел, разумеется, и раньше: тень за окном, цветное пятнышко в угрюмых зарослях. Чего хотел паршивец, он, конечно, не знал, но однажды почти поймал его. Увидел говнюка в заднем окне, выскользнул тихонько через переднюю дверь, осторожно свернул за угол и даже схватил за волосы, но чертенок вырвался прежде, чем Джару удалось зацепиться поосновательнее. Его хватило на четверть мили погони, а потом взбунтовались легкие. Джар помнил, как упал на колени, как, собрав оставшийся воздух, крикнул мальчонке вслед: