Последний предел - [10]

— Я уже давно ищу человека, который бы написал монографию о Ветеринге. Несмотря на все заслуги, потомки его недооценили. Если хотите в аспирантуру… Именно сейчас актуальная работа об этом выдающемся ученом очень необходима, что вы думаете?

Юлиан молчал. Он ничего не знал о Ветеринге. Но речь шла о месте, а такого рода вопросы решаются не сразу. В конце концов плечи его поднялись, снова опустились, он посмотрел в лицо Кронензойлеру и тихо сказал:

— Да, конечно. Действительно необходима.

Всего несколько дней спустя Пауль принял предложение от компьютерной корпорации «Инфотой». Совершенно неожиданно, без предварительного оповещения. Услышав об этом, Юлиан подумал, что брат, наверное, шутит.

— Но с какой стати? — воскликнул Пауль. — Если б ты только знал, сколько требуется затрат, сколько ума, знаний и мысли, сколько математики, чтобы разрабатывать все эти игрушки для неграмотных! Никому не нужные, никому не интересные. Разве не потрясающе?

— Да, собственно, нет, — ответил Юлиан, — что тут такого?

— Это же знак.

— Знак чего?

— Ах да откуда мне знать! Не важно! — Пауль фыркнул, отвернулся и больше ничего не сказал.

Мебельный фургон перевез его пожитки на новую квартиру. Там он и остался, редко выходя из дому и корпя над играми, в которых гибли мутанты, истреблялись инопланетяне и насекомые. Даже на фирму не ходил, так как ему разрешили работать дома: ведь он считался единственным программистом, который и самые сложнейшие программы сразу записывал кодом ассемблера. Когда Юлиан навестил брата, тот сидел среди груды бумаг, развалившись в кресле, и смотрел в пустоту, а на гигантском мониторе бегали маленькие человечки, прыгали, хихикали, жонглировали мячами и толкались с выражением веселого коварства на лице. Пауль неразговорчивый и растерянный, глаза маленькие и уставшие. Похоже, его что-то беспокоило, но говорить об этом он не желал. На стене висела картинка с озером и пальмами на фоне гор, расплывчатых в ярком свете. Через полчаса Юлиан поднялся и что-то пробурчал на прощание, он был рад уйти.

Мать тихо поздоровалась, когда он открыл дверь. В последнее время она тоже выглядела неважно и с некоторых пор представлялась Юлиану старшей родственницей себя самой. Зазвонил телефон, мать сняла трубку и с таинственным видом передала ему. Это была Клара, она хотела встретиться, немедленно.

Он вышел за дверь. На холодный воздух; пахло зимой, впервые в этом году. Засунул руки в карманы и, пытаясь скрыть веселость, стиснул зубы, но тщетно. Теперь он знал наверняка, что не клюнет на предложение Кронензойлера. Слишком невелика цена; пока невелика! Шнурки на правом ботинке развязались и волочились по земле, но Юлиана это мало заботило. Какой-то человек, выходивший из супермаркета, тупо на него посмотрел. Зарядил едва заметный дождик, пропитывая воздух влагой. Итак, он все-таки улизнет. Покинет горькую тюрьму, убежит, и никто не сможет его остановить. Невольно вспомнились старинные морские карты, драконы, Ultima Thule, последний предел.

Он позвонил, дверь сразу открылась, перед ним стояла Клара. Бледная, волосы всклокочены. Что же ему так нравилось в девушке, спросил он себя и тут же в ужасе отогнал эту мысль. Потом увидел ее лицо.

— Что случилось?

Их взгляды встретились. Нахохлившийся воробей приземлился на забор, навел на Юлиана свои глазки, похожие на булавочные головки, подпрыгнул и упорхнул, даже не подозревая, что навсегда останется в памяти Юлиана. Так же, как крыша соседнего дома, прямая труба, водосточный желоб и лицо прохожего в макинтоше, в шляпе, с тростью и портфелем.

— Прошу тебя, не надо! — тихо проговорил Юлиан. — Все ведь не так уж плохо!

III

н, наверное, впервые спал таким безмятежным и глубоким сном. Утром смутно припомнился автобус, остановившийся вчера на дороге, приветливое лицо водителя, приглашающее движение руки. Вот по-настоящему повезло, пешком бы до вокзала никогда не добраться: тот оказался гораздо дальше, чем он предполагал. Наконец он сошел, шатаясь от усталости, налетел на пожилую даму, извинился и тут увидел под мышкой мокрые плавки — главное вещественное доказательство, от которого надлежало бы поскорее избавиться. Он зашвырнул их в контейнер, похожий на мусорный. Когда перед глазами все расплывается, не так-то легко отыскать нужное окошко; человек за кассой продал ему билет. Потом он сидел на скамейке, наблюдая за сновавшими туда-сюда людьми и мухами, крошечными мухами над лампами и одновременно гигантскими, так как по полу ползали их громадные тени. Подошел поезд, Юлиан забрался в вагон, опустился на свободное место, был согнан забронировавшей его женщиной, нашел другое, поезд дернулся, вдавив его в мягкую обивку кресла, и поехал. Контролер, точнее, его силуэт, бестелесный, озаренный голубоватым светом, проверил билет. Юлиан спросил, который час: только-только пробило десять. Контролер проследовал дальше, но через несколько секунд вернулся и сказал, что они скоро прибывают; Юлиан покачал головой и уже хотел поинтересоваться куда, как вдруг в окно ворвался свет и он увидел, как вырастают и уменьшаются холмы, как проносятся мимо дома и наступает бледное осеннее утро. А когда он снова спросил у соседа, который час, тот, почему-то с другим лицом, ответил, что уже половина двенадцатого. Дня? Совершенно верно, день был в самом разгаре. И тут показался вокзал: застекленные витрины, плакаты и тележки; поезд еще не остановился, а Юлиан уже открыл дверь и спрыгнул. И теперь стоял на перроне и оглядывался по сторонам, не совсем еще понимая, что действительно добрался до цели.