Последний полицейский - [64]

Я прячусь в больничном вестибюле, нервно дрожа. Готовлюсь к действию.

Один мотив очевиден: деньги. Та самая причина, по которой люди крадут, потом продают запрещенные вещества и совершают убийство, чтобы скрыть преступление. Ради денег. Особенно теперь, при высоком спросе и низком предложении. Кривая роста цен на наркотики ползет вверх, и кое-кто готов рискнуть, кто-то решает нажить состояние.

Но что-то тут не вяжется. Не тот преступник, не то преступление. Не тот риск. Убийство, двойное убийство и дело хуже убийства – чего ради? За деньги? Риск тюремного заключения, казни, потери того немногого времени, что еще осталось? Только за деньги?

Я скоро узнаю все ответы. Я собираюсь спуститься вниз, сделать свою работу, и тогда все закончится. Эта мысль, что все закончится, – неизбежная, безрадостная, холодная – накатывает, и я крепче стискиваю газету. Убийца Питера, убийца Наоми заходит в лифт, а я, выждав несколько секунд, спускаюсь по лестнице.

* * *

Утро холодное. Хирургическая лампа не горит, в морге тускло и тихо, как внутри холодильника или в гробу. Я вступаю в ледяную тишину и успеваю увидеть, как Эрик Литтлджон обменивается рукопожатием с доктором Фентон, которая коротко, деловито кивает ему.

– Сэр.

– Доброе утро, доктор. Как я предупредил по телефону, к десяти я жду посетителя, а пока рад быть полезным.

– Конечно, – говорит Фэнтон, – спасибо.

Голос директора «Духовных услуг» звучит приглушенно и тактично, пристойно. Литтлджон источает дух респектабельности: золотистая бородка, умные глаза, красивый новый пиджак из светлой кожи, золотые часы.

Золотые часы… новый пиджак… Но деньги – не объяснение для всего, что он сделал, всех ужасов, что совершил. Я не могу поверить. Что бы там ни падало на нас с неба.

Я прижимаюсь к стене в дальнем углу, у самой двери, ведущей в коридор и к лифтам.

Литтлджон оборачивается и низко, уважительно склоняет голову перед констеблем Макконнелл, которой полагалось бы смотреть скорбно, согласно роли, а смотрит она раздраженно. Может, потому, что, следуя моим инструкциям, надела юбку и блузку, взяла в руки черную сумочку и хвостик на затылке распустила.

– Доброе утро, мэм, – приветствует ее убийца Питера Зелла. – Меня зовут Эрик. Доктор Фентон пригласила меня, как я понимаю, по вашей просьбе.

Макконнелл серьезно кивает и начинает сочиненную нами речь.

– Мой муж Дэйл взял и застрелился из старого охотничьего ружья, – говорит Макконнелл. – Не понимаю почему! То есть я понимаю, но я думала… – Тут она делает вид, что не в силах продолжать, голос ее дрожит и срывается. – Я думала, мы проведем остаток времени вместе, вместе до конца…

Вот так, очень впечатляет, констебль Макконнелл!

– Повреждение довольно серьезное, – говорит доктор Фентон, – поэтому мы с мисс Тэйлор решили, что ей легче будет впервые увидеть тело мужа в вашем присутствии.

– Конечно, – кивает он, – несомненно.

Я обшариваю его глазами с головы до ног, ищу выпуклость от спрятанного оружия. Если оружие при нем, то хорошо спрятано. Но я думаю, он безоружен.

Литтлджон озаряет Макконнелл лучами доброты, утешает, касается ее плеча и оборачивается к доктору Фентон.

– Где же, – деликатно, вполголоса спрашивает он, – сейчас муж миссис Тэйлор?

У меня поджимается живот. Я закрываю рот ладонью, сдерживаю дыхание, сдерживаю себя.

– Сюда, – отвечает Фентон.

Вот она, поворотная точка всего расследования! Литтлджон бережно направляет фальшивую вдову Макконнелл, а Фентон ведет их через комнату в мою сторону, к коридору.

– Мы положили тело, – объясняет доктор Фентон, – в бывшей часовне.

– Что?

Литтлджон спотыкается, в глазах загораются страх и смятение, а у меня сердце застревает в горле. Потому что я прав! Я так и знал, что прав, и все равно не могу поверить. Я всматриваюсь в него, представляю, как эти мягкие руки закручивали черный ремень на шее Питера Зелла, медленно затягивали. Представляю пистолет в его дрожащей руке, большие темные глаза Наоми.

Еще секунда, Пэлас. Еще секунда.

– Думаю, вы ошибаетесь, доктор, – тихо обращается к Фентон Литтлджон.

– Ничуть, – коротко отвечает она и натянуто улыбается Макконнелл. Она, Фентон, наслаждается моментом.

– Нет, вы ошиблись. Часовня не действует, она заперта. – Литтлджон настаивает, а что ему еще остается?

– Да, – вступаю я, и Литтлджон подскакивает. В этот миг он точно понимает, что происходит, озирается, а я выхожу из тени, подняв пистолет. – А ключ у вас. Ключ, пожалуйста.

Он, онемев, смотрит на меня.

– Где ключ, сэр?

– Он… – Литтлджон прикрывает глаза, снова открывает. Кровь отхлынула от лица, в глазах гаснет надежда. – Он у меня в кабинете.

– Пойдем туда.

Макконнелл достает из черной сумочки оружие. Фентон не вмешивается, но за круглыми очками блестят глаза, она наслаждается каждым мгновением.

– Детектив! – Литтлджон шагает ко мне, голос у него срывается, но он не сдается. – Детектив, я представить не могу…

– Тише, – говорю я. – Помолчите, пожалуйста.

– Да, но… детектив Пэлас, не знаю, что вы напридумывали, но если вы… если вы думаете…

Его правильное лицо искажает наигранная растерянность. Вот оно, доказательство! Хотя бы то, как легко ему вспомнилось мое имя. Он знал, кто я такой, с того дня, как я взялся за расследование, как позвонил его жене с просьбой о беседе. Он следил за мной, не отставал, становился между мной и ходом следствия. Например, уговаривал Софию уклониться от разговора под тем предлогом, что это растревожит отца. Внушал мне, в какой депрессии жил шурин. Поджидал у дома, пока я допрашивал Туссена. А потом – святая Мария! – раскрутил цепи на покрышках.