Последний поцелуй - [5]

В обществе дружбы кончаю речь,

Слушают миндалеглазые,

Как удалось от беды уберечь

Мирные свастики Азии.

                       Прохлада с океана наплыла,

                       Седое небо стало голубее.

                       Ты и не знаешь, что со мной была

                       На Дне Победы в городе Бомбее.

1965

Отпечатки ладошек

Бангалор, Бангалор,

                               навсегда он запомнился мне

Отпечатками детских ладошек

                                              на белой стене.

На беленой стене,

                            очень четко видны при луне,

Отпечатки ладошек горят —

                                           пятерня к пятерне.

Замарашки мальчишки,

                                    чумазые озорники,

Для чего оставлять на стене

                                           отпечаток руки?

Это черная глина

                          со дна обмелевшей реки —

Отпечатки ладошек,

                             как будто цветов лепестки.

И никто не смывает

                             веселых следов озорства.

Это к счастью намазано —

                                        так утверждает молва,

Вековая молва

                      большей частью бывает права,

Заявил о себе

                     бангалорский сорвиголова!

Отпечатки ладошек

                             пускай сохраняет стена —

То ли черные звезды,

                                то ль огненные письмена.

В них таинственный смысл,

                                        и его расшифровка трудна,

Надо знать этот мир,

                               все события и племена.

Отпечатки пылают

                            при плоской восточной луне,

И немножечко грустно,

                                  что в детстве не выпало мне

Отпечатка ладошки

                             оставить на белой стене

И себя утвердить

                          в растопыренной пятерне.

1965

Южный Крест

Над горизонтом низко Южный Крест,

Холодное созвездье этих мест.

А ночь, как печь, и призрачно далек

Созвездия бесстрастный холодок.

Из края вьюг я пролетел сюда,

Где грела нас Полярная звезда.

1965

Рикша

Я, к порядкам чужим не привыкший,

С чемоданом тяжелым в руках,

Растерявшись, стою перед рикшей,

Не могу объясниться никак.

Он пытался схватить мою ношу,

Подкатил экипажик к ногам.

Чемодан? Лучше я его брошу,

Только вам его в руки не дам.

Не считайте такое загибом —

Кипячусь в исступленье святом:

Не могу я быть белым сагибом,

У меня воспитанье не то.

А обратное быть не могло б ли?

Убеждайтесь, что я не шучу,

Дайте в узкие впрячься оглобли,

По Калькутте я вас прокачу!

Голый рикша — лишь кожа да ребра,

Исполняющий должность коня,

С удивленьем, с ухмылкой недоброй

Исподлобья глядит на меня.

Не прозренье, а только презренье

В перезрелых, как вишни, глазах,

Подозренье под маской смиренья,

Как сто лет и как двести назад.

1965

Предшественник

На белом камне Тадж-Махала,

Дворца, хранящего века,

Следы невежды и нахала —

Кривые росчерки штыка.

Солдат Британии великой

Решетки древние рубил:

Он принял сумрак сердолика

За ослепительный рубин.

И, выковыривая камни

Из инкрустаций на стене,

Он ослеплял цветы штыками,

Не думая о судном дне.

Ах, мальчик Томми, добрый Томми,

Над Темзой в свете мокрых лун

Он в чопорном отцовском доме

Был паинька или шалун.

Из Агры он писал, что жарко,

Что не оправдан мамин страх,

Что могут дома ждать подарка

И повышения в чинах.

…Я в Индию приехал позже,

Мне Томми встретить не пришлось.

Но вспомнить не могу без дрожа

Века, пронзенные насквозь.

Я видел на других широтах,

Пусть сыновей других отцов,

В карательных баварских ротах

Таких, как Томми, молодцов.

Он их предшественник законный,

Хотя и вырастал вдали

Завоеватель тех колоний,

Что нынче вольность обрели.

Все плиты мрамора, как в оспе,

Штыком осквернены века.

Знакомая, однако, роспись,

И так похожи почерка!

1965

Жара

Температура крови — тридцать семь

По Цельсию у ночи колдовской,

А днем пылающих деревьев сень

Не оградит от влажности морской.

Все вверх ползет безжалостная ртуть:

Вот сорок, сорок два и сорок пять…

Соленый этот кипяток вдохнуть —

Как будто самого себя распять.

Шары жары катит в меня Бомбей,

И пот стекает струйками со щек.

Сейчас взмолюсь я: только не убей,

Мне дочку надо вырастить еще.

Но не услышит зной моей мольбы,

Не установит для меня лимит.

Печатью солнца выжигая лбы,

Он поровну, всех поровну клеймит,

А эти боги с лицами людей,

И эти люди с лицами богов

Живут, благословляя свой удел,

На жарких землях пятьдесят веков.

И три недели жалкие мои,

Мой испытательный короткий срок,

Твердят: о снисхожденье не моли,

Узнай, пойми и полюби Восток.

1965

«Как просто объявить себя святым…»

Как просто объявить себя святым,

Тряпицу вывесив, как флаг, на жерди

Над глинобитным домиком своим,

И размышлять о жизни и о смерти;

Уйдя от всех трудов, тревог, забот,

Накрыв худые плечи мешковиной,

Скрестить колени, восседать, как бог,

Потряхивая шевелюрой львиной.

Ты в мире гость и в каждом доме гость.

Вставай, иди топчи свою дорожку.

Голодные отсыплют рису горсть,

Бедняк отдаст последнюю лепешку.

Постой! Ответь мне на вопрос простой:

Они святые или ты святой?

1965

Система йогов

Изучать систему йогов не хочу,

К огорчению факиров и ученых.

В детстве было: руку на свечу —