Последний побег - [86]

Хонор услышала, как плачет Камфет, и поспешила обратно в кухню, пробираясь сквозь лаз так неуклюже, что Белл рассмеялась. Когда Хонор наконец выбралась и поднялась, Камфет уже успокоилась на руках чернокожей женщины. Хонор протянула руки, но женщина не отдала ей малышку.

— Я выпестовала не одного белого малыша, была нянькой хозяйских детишек, — сказала она, с легкостью качая Камфет на сгибе локтя. — Приятно снова взять в руки младенца. Смотрите, девочки, — обратилась она к своим дочкам, сидевшим за столом. — Она пока не улыбается. Ей всего месяц от роду. Она очень маленькая, не умеет улыбаться. Чтобы она нам улыбнулась, мы должны это заслужить.

Хонор боролась с желанием отобрать дочь у чернокожей женщины, хотя понимала, что ее дочери не причинят никакого вреда.

Женщину звали Верджини. Хонор провела с ней целую ночь в лесах и полях, но даже не догадалась спросить ее имя. Она ни разу не спрашивала беглецов, как их зовут. Теперь Хонор задумалась, почему. Вероятно, хотела, чтобы они оставались для нее безымянными и обезличенными. Так им было проще исчезнуть из ее жизни. И они исчезали. Бесследно. Все, кроме того человека, похороненного в лесу Виланда.

«Ищи в ней внутренний свет, — говорила она себе. — Внутренний свет есть в любом человеке. Никогда об этом не забывай».

Камфет была еще слишком мала, чтобы судить о людях. Она могла только чувствовать, хорошо ли ей на руках у кого-то. И сейчас ей было хорошо. Она внимательно смотрела на чернокожую женщину, которая начала напевать:

Я бреду по глубокой воде,

Я пытаюсь добраться домой,

Господи, я бреду по глубокой воде,

Я пытаюсь добраться домой.

Да, я бреду по глубокой воде,

Я бреду по глубокой воде,

Да, я бреду по глубокой воде,

Я пытаюсь добраться домой.

— Она улыбается! — воскликнула Хонор.

Верджини засмеялась:

— Само получилось, случайно. Но все равно очень мило. Иди к маме, маленькая. Улыбнись ей.

Белл накормила беглецов копченой говядиной и кукурузным хлебом с яблочным повидлом, которое вчера сварила Хонор. Одна близняшка съела все подчистую, а вторая — простуженная — едва прикоснулась к еде. Она задремала прямо за столом, положив голову на руки. Белл поднялась наверх и принесла несколько одеял.

— Вам лучше вернуться в укрытие, — сказала она, запихивая одеяла в лаз. Потом она вышла на задний двор, посмотреть, все ли в порядке.

Хонор и Верджини пожелали друг другу спокойной ночи, и беглянки забрались в укрытие. Через пару минут в кухню вернулась Белл.

— Надеюсь, девочка быстро поправится. — Она покачала головой. — Там, рядом с печкой, достаточно сухо, но все равно холодно. Я боюсь, как бы малышке не стало хуже. До Канады совсем близко. Даже с двумя маленькими детьми дорога до озера Эри не должна занять больше недели. А если они доберутся до Оберлина, там они спрячутся в черной общине и подождут, пока девочка не поправится.

— Белл, а ты… начальница станции, да?

Та усмехнулась.

— Я не употребляю эти глупые названия: «начальник станции», «депо», «проводник». Даже «подземная железная дорога» выводит меня из терпения. Звучит, словно дети играют в игру. А это совсем не игра.

Девочка снова закашлялась. Хонор мыла посуду и прислушивалась к звукам, доносящимся из дровяного сарая.

— Она сильно простудилась.

Белл тяжело вздохнула:

— Донован ее точно услышит, когда заявится ночью искать беглецов. Ей нужно спать в доме, в тепле. И еще надо дать ей какое-то успокоительное, чтобы заснула. Но я не могу привести в дом всех троих… мы их не спрячем от Донована.

Она подошла к лазу, приподняла коврик и что-то зашептала в темноту. Через пару минут ей передали больную девочку. Белл усадила ее за стол, дала ей ложку какой-то густой коричневой жидкости и произнесла:

— Пойдем, солнышко, ляжешь в мою кровать. Сейчас тебе полегчает.

Вскоре Хонор тоже отправилась спать, утомленная бессонными ночами и напряжением сегодняшнего вечера. Оставив дверь своей комнаты приоткрытой, чтобы ей было слышно и видно, что происходит внизу, она легла в постель и уложила Камфет рядом с собой. Белл осталась в кухне — делать цветы из соломки и ждать.

Хонор уже засыпала и вдруг почувствовала присутствие маленького существа рядом с кроватью. В тусклом свете, идущем снизу, она едва разглядела девочку. Та молча забралась на кровать — осторожно, чтобы не придавить спящую Камфет, — юркнула под одеяло и прижалась к спине Хонор, словно маленький зверек, ищущий тепла. Покашляла и быстро заснула.

Хонор лежала, боясь лишний раз пошевелиться, слушала шумное дыхание простуженной девочки и тихие вздохи дочери. Ее поразило, что девочка прижималась к ней, как когда-то она сама прижималась к Грейс под одеялом. В детстве. Когда было холодно. В теплой постели барьер, разделяющий черных и белых, исчез; здесь не было никакой отдельной скамьи. Неопределенность, затаившаяся внизу, на улице, во всем мире, казалась такой далекой в этой постели, когда ребенок тебе доверяет и ищет у тебя защиты. Хонор было хорошо и спокойно, она ощущала себя частью большой семьи. С этой пронзительной ясностью в мыслях она тоже заснула.

* * *

Донован так и не научился входить бесшумно. Хонор проснулась, разбуженная громким стуком в дверь. Девочка тоже проснулась и захныкала.