Последний Первый - [21]

– Такие опасные?

– Если соблюдать меры предосторожности, то нет. Опасны одиночки, их незаметно. Ну и большие стаи, если уж угодил под них. Многие считают это чушью, но… Рейнджеры верят, что когда стая очень большая, у них возникает что-то типа псевдоразума и они начинают действовать, как стая собак, а не тупые… кишечнополостные. И что-то в этой идее есть.

– Жесть. Прям Сангус какой-то, mierda!

– Да нет, ерунда. Шансов в стаю попасть – один из тысячи, – Игорь кивнул в окно. – Прошу обратить внимание: лагерь первых колонистов. Вернее, даже посёлок. Сейчас его кто-то выкупил, обустроил и превратил в экстрим парк.

Игорь сбросил ход, и Инге едва шею себе не свернула, рассматривая стоящие посреди голой степи постройки. Нарочито грубые, собранные, такое ощущение, из всего, что под руку подвернётся. Такое же ограждение, примитивное и надёжное, пара наблюдательных вышек с поисковыми прожекторами, направленными в степь. На вышках кто-то стоял. Интересно. Надо будет сюда съездить, а то, когда я последний раз тут был, этого парка ещё не было. А судя по забитой парковке, место пользовалось популярностью.

– Тут проходят тренировки рейнджеров и вообще всех желающих. Там дальше местность понижается, появляются мелкие озёра, а пиявки очень любят воду. Собственно, они как комары на Терре. Только большие.

– И, наверное, поопаснее комаров будут… – протянула Инге. – Комаров я знаю, они мелкие. Но противные. И что это вообще такое, пиявки эти ваши?

Игорь улыбнулся:

– Ну что, Тим, покажем девушке пиявок?

Он посмотрел на радар и свернул с трассы. Генераторы изменили режим, и по салону поплыл мерный, едва ощутимый гул.

– У меня усиленный ход, повышенная грузоподъёмность. Нравится мне, как генераторы урчат, когда газу даёшь по целине…

– А зачем мы?..

– Пиявки к трассе не подлетают. Даже их одноклеточных мозгов хватает, чтобы запомнить, что это очень вредно для здоровья. Во-первых, флаеры их просто воздушной волной раскидывают, а во-вторых, по всей трассе стоят автоматические станции слежения и ракетные установки. А вот тут у нас некоторые шансы пиявок найти имеются…

– Игорь, есть отметка.

– Отлично, Тим, – Игорь провёл флаер ещё с километр, посадил на землю – и, похоже, только тут Инге смогла оценить размеры того, что было перед нами. И застыла с круглыми глазами и открытым ртом.

– Лес… Лес!!!

Леса на Теллуре занимают огромные площади и начинаются внезапно. Степь, степь и потом – бац! – это. Теллурианский лес – это, я вам скажу, такое… Издали – почти сплошная зелёная стена. Подлетаешь ближе и думаешь, что вот сейчас разглядишь, что к чему, но поначалу всё становится совсем непонятно, и только спустя какое-то время получается выловить что-то в этой мешанине всех возможных оттенков зелёного. Тут и плющ-мухоловка с красными цветами, тёмными листьями и нежными белёсыми усиками, и ярко-салатовые рви-штаны – по названию понятно, какие там колючки, и какие-то совершенно незнакомые мне пышные кусты с мелкими-мелкими листочками, тоненькие деревца вверх тянутся… И кое-где из этого зелёного буйства как скрюченные корявые пальцы, вцепившиеся в землю, выступают серебристо-коричневые не то ветки, не то искорёженные стволы.

– Это что? – Инге с опаской ткнула в них пальцем.

– Ногатик. Он же – Exoquercus pedes, – с умным видом объяснил Игорь.

– Чё?

– Экзодуб ногатый. Или ногастый. Шагающий, в общем. Это ветки, стволы у них… Самый большой из известных в комле диаметром с полсотню метров.

– В чём диаметром?

– В комле. Комель – это основание дерева. Самая толстая часть ствола.

– Пятьдесят метров?! – Инге хмурится, пытаясь представить. Я-то «ходячие дубы» уже видел, но помню, какое впечатление они производят при первой встрече. А листья у них, говорят, один в один как у террянских дубов. Потому так и назвали.

– Он и ветки соответствующие пытается отращивать. А они тяжёлые. И ложатся на деревья или на землю. Если на другое дерево, то обычно его ломают, но бывает, что прирастают к ним. А если на землю, то, понятно, пускают корни, снова растут вверх, опускаются на землю – и всё по новой. До дерева, от которого эти ветки отросли, уже больше десятка километров может быть. В глубине леса полноценного подлеска нет, ногатики сильно землю затеняют. Всё, что растёт, в основном на этих самых стволах и обитает: мхи, лишайники, грибы всякие, водоросли, даже другие деревья… И почти всё это в темноте светится. Ох, весной там красиво…

– Погоди. Водоросли – они же в воде?..

– Есть и сухопутные. Зато на каждой опушке и прогалинке – вот такое. Не продерёшься.

– О-ой… – Инге зачарованно смотрела на деревья. – То есть это – вот это вот – это ветки такие?

– Ну да. Очередные ветки опустились и попытаются пустить корни. Но тут у них не получится – конкурентов много… И ты лучше наверх смотри. Видишь облачко чуть зеленоватого оттенка?

– Что? Где?… А, да. Вижу.

– Это пиявки. Заметишь такое – координаты забиваешь в браслет, закрываешься во флаере и ждёшь. Или убегаешь. Тим, бери дробовик.

Я пошарил у сиденья. Ну да, всё, что надо, под рукой. И не что-нибудь, а сделанный на Марсе «теллур». На Теллуре вообще-то и свои дробовики отменные, но ребята с Марса предпочитают родное оружие.