Последний патрон - [5]

Дадли внимательно посмотрел на лицо Чинганчгука. Ответный взгляд индейца был спокоен и даже насмешлив. Полковник сглотнул густую слюну и подумал о том, что если сейчас он получит пулю в живот, то его красавица гувернантка вряд ли долго будет носить траур.

— Иди ты к черту, лейтенант, — полковник покосился на Джонса. — Порядочный офицер на твоем месте обязательно попытался закрыть своего командира грудью.

«Моя грудь, пожалуй, не сравнится с грудью красавицы Джойс, — подумал лейтенант. — Но даже эта легкомысленная блондинка не совершила бы подобной глупости!»

Вслух он сказал:

— Да, сэр, вы правы. Но даже если и я успею сделать это, то на таком расстоянии пуля кольта прошьет меня насквозь, не потеряв и половины своей убойной силы.

— У меня все-таки появится шанс.

— Зато у меня его не будет.

— Я разжалую тебя в рядовые! — побледневшее было лицо полковника, снова слегка порозовело. — Я отправлю тебя в штрафную роту!.. На Аляску, к белым медведям!

Лейтенант Джонс поморщился и промолчал. С таким командиром, как полковник Дадли, не стоило спорить.

«В конце концов, ведь он еще жив!» — решил лейтенант.

— Эй, полковник! — крикнул индеец. — Пусть твои ребята отложат свои пушки в сторону. По-моему они начинают немного нервничать.

— Слушай ты, индейская свинья, — тут же (и по его собственному мнению весьма вовремя) взорвался лейтенант Джонс, — тебе кажется, что когда полковник сказал, что ты стал слишком словоохотливым, он был абсолютно прав?! Может быть, мы должны не только сложить свои винчестеры, но и еще одолжить тебе немного деньжат на виски?

— Неплохая идея, — согласился индеец.

— Да? В таком случае, я сейчас скажу тебе все, что еще не успел тебе сказать полковник. Ты — шельма и совратитель!

— Полковник, если этот тип не перестанет говорить обо мне правду, я вас пристрелю, — Большой Змей улыбнулся и чуть приподнял кольт.

Лейтенант немного привстал на локте. Его глаза возбужденно загорелись.

— И ты еще смеешь мне угрожать, краснорожий?!

— Не вам, а вашему начальнику.

— Да какая к черту разница, если речь идет о чести офицера армии Соединенных Штатов! — лейтенант Джонс немного театральным жестом рванул ворот форменной куртки и чуть было не воскликнул: «Стреляй подлая душа! Стреляй тарантул!», но вовремя сдержался. Он смутно припомнил, что такие слова уже где-то звучали и возможно в одном из рассказов О. Генри.

— Лейтенант, немедленно прекратите истерику, — порозовевшее лицо Дадли снова побелело. — А вы, ребята, действительно отложите-ка пока свои стволы в сторону. Поговорим лучше с этим мерзавцем спокойно.

Солдаты нехотя подчинились. Конечно, кое-кто из них подумал о том, что бы слегка нажав на курок своего «винни» спровоцировать индейца на ответный выстрел, но, во-первых, «большая собака» Чинганчгука могла дать осечку; во-вторых он мог промахнуться и, в-третьих, полковник Дадли уже не раз доказывал свое дьявольское везение и умение выпутываться из казалось бы безвыходных ситуаций. Например, однажды после карательной экспедиции против племени ирокезов (на солдатском жаргоне «головорезов») полковник Дадли вернулся в форт в полном одиночестве (как выразился генерал Шерман «в единственном экземпляре») растеряв в прериях и ближайших каньонах целую роту. Разумеется, любой другой такой же бравый полководец оказавшийся на месте Дадли тут же, строевым шагом, отправился в военно-полевой суд, но полковнику неслыханно повезло, потому что как раз заглянувшему в его форт с инспекторской проверкой генералу Шерману не с кем было выпить. Леденея душой, полковник сел за стол. Находясь в состоянии чем-то очень напоминающую невысказанную женскую истерику, Дадли сразу же стал воспринимать любую случайно-меланхоличную реплику изрядно захмелевшего генерала типа: «Да ты пей, полковник, пей…» примерно так же как принимает последний приказ умирающего императора японский самурай. Короче говоря, желая хоть чем-нибудь угодить своему начальству, полковник начал пить так, как не решилась бы пить любая, решившая покончить жизнь самоубийством лошадь после скачка на сто миль. Полковник пил совершенно не обращая внимания на то, что он пьет, из сосуда какого размера и не сводил преданных глаз с генеральской физиономии. Конечно же, это был очень опрометчивый поступок. Давно решившие от него избавиться лейтенант Джонс и майор Кейман, принялись подсовывать под руку Дадли самые разнообразные и все более возрастающие по объему сосуды, пока, наконец, не дошли до весьма вместительного ведерка, из которого хлебала конский суп гарнизонная любимица овчарка Сью. Полковник выпил и из него, но не только не умер, но и по-прежнему оставался таким же трезвым как прошлогодняя еловая шишка. Он немного захмелел лишь только тогда, когда генерал Шерман устал распевать старые солдатские песни, взмахом руки смел со стола все приборы и полез к нему целоваться. Никому не доверяя трепещущее генеральское тело, полковник Дадли лично отнес его в спальню и уложил на свою кровать не забыв прогнать оттуда красавицу Джойс. На следующее утро он списал погибших во время экспедиции солдат на эпидемию брюшного тифа. Генерал Шерман подписал составленный лейтенантом Джонсом протокол не глядя, и правильно сделал, так как при более внимательном прочтении ему невольно пришлось бы обратить внимание на две существенные и довольно ехидные описки сделанные мстительным Джонсом. Во-первых, вместо «от брюшного тифа» лейтенант написал «от брюшного мифа», а, во-вторых, чуть ниже, не «скончались», а «пали смертью героев, не сдавшись в плен».