Последний негодник - [54]

«Почти» не значит достаточно. Руки так и чесались схватить его за безупречный накрахмаленный шейный платок и притянуть к себе его голову.

– Сомневаюсь, – парировала Лидия. – Она…

Лидия запнулась, запоздало осознав, что его шейный платок и в самом деле жестко накрахмален и, сверх того, на ладно сидевшей одежде герцога отсутствовали мятые складки, морщины, дыры и пятна.

– Беда-то какая, Эйнсвуд, – негромко воскликнула она. – Что с вами стряслось? – Ее изумленный взгляд переместился выше, к его голове. – Ваши волосы причесаны! – Затем вниманию подверглось все, что было ниже головы. – И вы не спали в одежде.

Он пожал мощными плечами.

– Я думал, мы обсуждаем мисс Прайс и Трента, а не то, в чем я сплю.

Лидию не так-то легко было сбить с темы:

– Я так понимаю, вы вняли моему совету, повесили камердинера и нашли ему подходящую замену.

– Не вешал я его.

Он наклонился ближе, и Лидия уловила соблазнительный запах смеси мыла и одеколона.

– Я сказал ему…

– И запах весьма приемлемый, – сообщила она, отклоняя назад голову. – Что это?

– Я сказал ему, – упорно продолжал Эйнсвуд, – что мою манеру одеваться вы не одобрили. – Он оперся большими ладонями в стол по обе стороны от нее. – И сообщил ему, что жизнь моя отныне потеряна, утратила новизну, и с нее никакого толку.

Лидия закрыла глаза и принюхалась.

– Похоже на сосновый лес… словно издалёка… несомый ветром слабый аромат.

Она открыла глаза. Его рот находился в дюйме от ее губ.

Он выпрямился, отступил и смахнул небрежно что-то со своей манжеты.

– Я расскажу ему, что вы пришли в восхищение и разразились поэтическим восторгом. И сообщу, что вы совершенно впали в состояние, бесполезное для разумной беседы. Кроме того, вы не оспорили принятые мной меры по отношению к Тренту и вашей компаньонке, что само по себе можно расценить, как некое чудо. Что ж, тогда до вечера.

Потом повернулся и направился к двери.

– Это что, все? – спросила Лидия. – Это все, зачем вы приходили – посвятить меня в ваши замыслы касательно Трента?

– Да.

И он не оглянулся, ни на мгновение не остановился, а прошел в дверь и захлопнул ее за собой.

Гренвилл благоразумно заправила густые золотистые волосы под потрепанную шапку. Предполагалось, что брюки тоже служили разумной цели. Как было заявлено Виру, ради дела она переоделась (скорее уж разделась!): в мужскую рубашку темного расцветки, заправленную за пояс брюк и поверх двубортный камзол – никаких тебе готовых зацепиться или запутаться в чем-нибудь юбок или болтающихся подолов платья.

И посему, так как камзол был лишь немного ниже талии, а поношенные брюки протерлись на заду до основания и так тесно прилегали к этой ее раздражающей его части тела, то собственные нижние области Вира возбудились и изготовились к действию.

Самым неподобающим образом.

Сосредоточься на деле, приказал он себе, когда драконша оттолкнулась стопой от его сцепленных вместе пальцев и с размаху взлетела на уборную.

Они были позади дома Корали.

Вир приладил темный платок, скрыв лицо и оставив по примеру драконши щель, чтобы смотреть и дышать, и взобрался следом за ней. С крыши наружного нужника легко можно было добраться до выступа у заднего окна Корали. Окно было просто закрыто, не на засов, поэтому открыть его, используя как рычаг карманный нож, Виру не составило труда.

Корали не так давно покинула дом, и несколькими мгновениями раньше Вир проверил оставшихся слуг. Судя по шуму, наверху затеяла перебранку парочка слуг. Тем не менее, Эйнсвуд, прежде чем карабкаться, еще раз проверил первый этаж на признаки чьего-либо присутствия. Гренвилл последовала за ним, перебросив свои длинные ноги через подоконник.

– Светлый чулан, – пробормотала она, слова едва можно было расслышать. – Очевидно, пустой.

Что ж, неудивительно. Совсем недавно Корали направлялась по Фрэнсис-стрит.

Кабинет Гренвилл был переделан из светлого чулана, вспомнил он. Тесное помещеньице в глубине дома имело одно небольшое окошко, пропускавшее дневной свет, и игрушечного размера камин. Со столом и креслом, с книгами от стены до стены, оно откровенно напрашивалось на пожар.

Впрочем, в тот момент Вира беспокоил отнюдь не пожар. А то, как она смотрела на него, Вира. Дьявольское изумление, словно его причесанные волосы, чистая немятая одежда составляли одно из чудес света, выглядело бы комичным, не будь герцог так разгневан, что ему было не до смеха. Он изнывал от жары и неудобства, словно школьник в лучшем воскресном платье, пытавшийся произвести впечатление на предмет своей юношеской страсти.

Хотя это еще не самое худшее. Несколько мгновений спустя он обнаружил, что пара глаз цвета ледяной синевы может вызвать жар и довести мужчину до опасной точки. Вот тогда-то он и поспешил сбежать, дабы совсем не лишиться самообладания.

В спешке он позабыл оповестить ее о других изменениях в их замыслах. Он не сомневался: она еще отплатит ему одним из этих своих мерзких трюков за то, что он умыкнул ее от входа для слуг полдевятого вечера и силком запихнул в нанятую им карету.

Она сама хотела нанять экипаж. «Так незаметней», заявила она. Видимо, она считала, что он, Вир, настолько туп, что может появиться в одном из своих собственных экипажей, снабженном герцогским крестом, громко возвещавшим с дверцы о его принадлежности.