Последний ключ - [19]

Ветер свистел, искалывал мелким ледяным песком лицо, рвал плащ, забирался под куртку.

Чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось, а ведь этот горный хребет, предваряющий горы Бутта, был отнюдь не высоким, и настоящие холода и высоты все еще ожидали нас впереди. Я все чаще ловила себя на мысли, что прихватила у Дуна слишком легкую одежонку, но выбора у меня все равно не было.

Дорога поднялась к небольшому озеру, обогнула его и уперлась в добротный каменный дом на самой седловине перевала — горный приют. Дальше, как объяснил Лион, дорога разветвлялась: вправо шла тропка вдоль села Димхель в ущелье Рэйнан и через него в долину Сулем, левый же путь пользовался дурной славой — минуя мрачное Саванное озеро, он уходил к вершине горы Хосакк, а затем спускался к опасным Блэнрехтским ледникам.

Через перевал мы прошли в начинающихся сумерках. Из горного приюта, приспособленного в приближающейся войне под обычную караулку, доносился сытный запах мясной похлебки и долгожданного тепла. Из него выскочили два стража, на ходу поправляя шлемы и застегивая перевязи. Мы не застали их врасплох, однако и опасений особых не вызвали. Правда, в отличие от караульных, которых мы миновали раньше, эти окатили нас куда более подозрительным и придирчивым взглядом. Но весело позвякивающие на ладони монеты сделали все дело, и стражи не поскупились на добрые советы для путников:

— Как спуститесь, ступайте вправо, — кричали они вслед, — Там в селе и переночуете!

Паллад, спустившись с каменного уступа, ведущего на перевал, повернул влево. Наши следы очень удачно накрыл начинающийся снежок — мелкий, острый и колючий.

* * *

К ночи я не могла даже стонать от усталости и холода. Раньше мне не раз приходилось трястись несколько часов в седле, да и ездить верхом в горах для меня не привыкать, однако треволнения дня, бессонная ночь и снедающее внутреннее беспокойство сделали свое дело — я засыпала на ходу. Поблажек я не просила, однако когда мои спутники решили наконец разбить лагерь, я была счастлива. Толку от моих потуг быть полезной было мало, в конце концов я уснула прямо у костра, едва отставив в сторону кружку с горячим питьем. Меня не остановил даже холод, пробиравший до костей.

Утром Паллад отлучился на пару часов, после чего у нас появился проводник, немолодой мужчина с обветренным лицом, длинными обвислыми усами, немногословный и сдержанный, как все горцы. Его звали Тол.

Пока Лион убирал все следы нашего пребывания в лесу, Паллад положил передо мной стопку одежды.

— Переоденьтесь, леди, — сухо сказал он, — В этом Вы замерзнете. Да и герб Ноа — не лучшее украшение там, куда мы едем.

Я опустила взгляд на куртку, которую стянула у Дуна: тонкая, хорошо выделанная кожа на меховой подкладке, искусно вышитый родовой знак на груди. Всю дорогу я пыталась скрыть это старым плащом конюха, но пожелай кто-нибудь из стражей нас задержать и заметь он герб Ноа — объясняться пришлось бы долго.

Принесенные вещи были добротные, теплые и невыразительные — не привлекут ничьего внимания и спасут от холода. Я хотела поблагодарить Паллада, однако его и след простыл — ни моей признательности, ни моей приязни вообще, как я поняла, ему не требовалось. С той самой минуты, как он согласился проводить меня в Лакит, внимания на мою персону он обращал не больше, чем на лошадь. И даже не так: гораздо меньше, чем на лошадь. К своему Халцедону он относился куда бережнее — без него в горах все-таки трудновато бы пришлось. Я сразу заметила, что лошади у моих спутников прекрасно приспособлены для гор, это были не чистокровные красавцы-скакуны, для которых важна резвость, а полукровки алестинцев, специально натренированные для ходьбы в горах. Таким лошадям не страшно бездорожье да камни и они не пугаются края пропасти. И это сказало мне многое — мои спутники в горы попали не случайно. Однако о цели своего путешествия рассказывать не спешили.

* * *

Ехать в обществе мужчин оказалось не так-то просто. Я не была той леди-неженкой, которая без слуг не справится с одеждой или умыванием, но по утрам и вечерам мне требовалось некоторое уединение, чтобы привести себя в порядок. Тело, душу. Спокойно поразмыслить над ушедшим днем или настроиться на новый, омыть руки, стопы, глаза и рот водой с каплей драгоценного лортового масла, вознести молитвы Создателю. Не было привычных вещей, не было привычного порядка и это немного смущало меня.

Мои устои подверглись проверке. Мои привычки разбивались о железную необходимость, о непробиваемую целесообразность. Чаще всего умываться мне доводилось у ледяного ручья, где не то, чтобы сесть для молитвы, а даже удачно встать, чтобы не соскользнуть в воду, было трудно. И все-таки я не желала сдаваться. Отказываться от своих привычек, от того, что долгие годы составляло ритуал моего дня, я не хотела и не собиралась. Отказываться — означало потерять себя. Отказываться — означало предать прошлое.

Мои спутники искоса наблюдали за мной, но делать замечания не спешили. Для них походная жизнь была естественной, обусловленной необходимостью скрываться от ветра, холода, хищников и врагов, их действия были рациональны и скупы, лишены ритуальности и помпезности, мне же трудно было забыть, кто я есть, и поступать так же, как и они. Я не могла заставить себя рвать мясо зубами, если есть под рукой нож, не могла пить из чаши с питьем, предварительно не обнеся ее по кругу над огнем, не могла…  О, было много такого, что казалось таким естественным в моих глазах и таким бессмысленным в глазах моих спутников.