Последний из миннезингеров - [14]
– Террористы! Немедленно сложите оружие и освободите заложников, иначе вы будете уничтожены!
После прозвучавшей реплики пилораму покрыл адский рев. Уничтоженными (разорванными в клочья) оказались женщины и дети в числе десяти-пятнадцати, многие были ранены…
– Разойтись! Рассыпаться всем! – орал Малой, которого контузило взрывом.
Надо отдать должное охранникам. Через несколько секунд с трех вышек в небо заработали пулеметы. С четвертой выстрелили по вертолету из „мухи“, но промахнулись – деревянный сортир взлетел в воздух, обливая окрестности нечистотами. Их капли упали на голову летописца, и он, придя в себя, бросился в сторожку, чтобы успеть описать происходящие события…»
«14.00. Заняли оборону, окопались. Вертолет все-таки сбили, он упал рядом с женским бараком (смерть как магнит тянет сегодня к детям, старикам и женщинам), вспахал винтами опилок и оглушительно взорвался. Берроуз в свой мегафон, перекрывая их агитатора (участкового Семенова, вышедшего, наконец-то, из запоя), вещает:
– Товарищи! Все к оружию! Федералам дана установка пленных не брать!
Второго вертолета у тех, видимо, нет. Человек тридцать с той стороны предприняли попытку организованного штурма пилорамы, но были отброшены дружным автоматным огнем.
С вышек работают снайперы. В числе прочих (врагов) они сняли пару-тройку мужиков с пилорамы, которые пытались перебежать на ту сторону.
16.00. Стало тихо. Сколотили пожарную, санитарную, похоронную команды. И те взялись за дело. С нашей стороны до сорока убитых и десять-пятнадцать раненых, лучше сказать – выживших. Пока.
Настроение у мужиков ура-патриотическое. Хвастают друг перед другом, кто, кого и как „завалил“.
Летописец чувствует себя участником угасающей деникинской гвардии.
17.00–19.00. Желающие могут стать слушателями удивительного диалога мегафонщиков. С нашей стороны орет Берроуз, с их – участковый Семенов. Он-то, кстати, и вызвал войска, очнувшись от двухмесячного обморока и заподозрив неладное.
Диалог интересен тем, что в течение двух часов не произносится ни одного слова, которое можно было бы взять в летопись с точки зрения норм современного русского языка.
19.00–21.00. Пользуясь непрекращающимся, но уже недобрым перемирием, Малой сколотил отряд „СМЕРШ“ и начал искать Фунта. Всю пилораму обыскали, но его не нашли. Подкоп тоже не обнаружили. Летописец, искренне восхищаясь своим другом, желает только, чтобы тот успел преодолеть подземный тоннель до того, как в сортир угодили из „мухи“.
Огорченный Малой хотел расстрелять пятерку приговоренных ранее к повешению, но выяснилось, что все они героически погибли, обороняя южную окраину пилорамы.
И вот, когда он, Малой, в ярости шел, изредка останавливаясь и пиная валявшиеся повсеместно фрагменты человеческих тел, на его пути попалась Вера.
– Не надо ли чего? – просто спросила она.
– Надо, – ответил Малой.
И ленивой очередью прострелил ей голову.
21.00. С той стороны голос с английским акцентом, мужественный и уверенный в себе, сказал:
– Центр по борьбе с международным терроризмом на территории стран православного христианства. Сдавайтесь до полуночи! Как только стемнеет, будем штурмовать с приборами ночного видения и авиацией. Пожелания, может, какие будут?
– Пехоту свою не (убейте неосторожным огнем сверху)! – вежливо пожелал Берроуз.
– Да. Точно! – согласился голос. – Ну, мы тогда без пехоты обойдемся. Просто вас (совсем разбомбим) да и (пусть все останется, как есть).
(Использование простонародных выражений явно свидетельствует об опыте общения говорящего либо со славянами вообще, например сербами, либо, скорее всего, конкретно с населением РФ. – примеч. летописца.)
21.00–22.00. На пилораме только и обсуждали этот разговор.
22.00. Малой приказал: всем мужикам строится в шеренгу.
– Так (долбанут)… – попытался кто-то возразить.
– Не (долбанут), – ответили ему.
– А остальным надо? – спросили женщины.
– Не надо, – ответили женщинам.
Пойду и я строиться…»
«Тяжело. Писать. Расстреливали. Из пулеметов. С вышек. Ноги пробило. Дождался. Уполз. Бабами и детьми. Гады. Прикрылись. И в прорыв. Больше не зна…»
Он проснулся от дикой боли во всем теле. Долго лежал, просто утверждаясь в мысли, что жив. Поверил – и содрогнулся от отвращения к себе. Не было других мыслей. Не было прошлого. Был только угарный смрад, который связывал сегодняшний и вчерашний день.
– Прочухался? – раздался насмешливый голос и бритвой тоненько врезался в его сознание, разламывая душу на части.
Он сел. Оглядел себя. Вроде все как было. Только нечистым каким-то за ночь сделался. Голову всколыхнуло болью. Разлепил склеенные гноем глаза…
Напротив, за столом, сидели два существа, отдаленно напоминавшие людей. Одно в спортивках, армейских ботинках и тельняшке, второе в синем комбинезоне. На столе стояла бутылка «Трои».
– Будешь? – небрежно спросил человек в трико.
– Чего это?
– А чего и всегда, когда маленькие твои ухряпали.
– А чего всегда?
– Да ты дошел, хронь! Себя забыл?
– Наверное.
– Дак ты из интеллигентов этих. Колдырь. Тебя из института за пьянку выперли, из семьи выперли, заслали сюда. В школу работать. Ну, ты начал ничего, а потом все маленькие в магазине скупил да как закирял! Потом у тебя галюны пошли. Тебе показалось, что вместо детей в школу монстры ходят. И тебя выгнали. Ты сюда пришел. А тут греки чемпионат Европы по футболу выиграли. Ты себя назвал Троянос Деллас и на радостях пуще прежнего заколдырил. А я Фунтик, а это Берроуз. Садись, давай, не геройствуй, Деллас, блин. Токо противоядия нет. Я сегодня последнюю махонькую с утра вынюхнул. Чекушку. Да ты хоть помнишь, что тебя вся деревня Аликом Чекушиным зовет? И это забыл? Ё… Ой, забыл, что не любишь. Или теперь можно?
Главные герои повестей и рассказов из книги «Другие лошади» – люди, которые при разных обстоятельствах встречаются после длительной разлуки. Все они словно бы ждут какого-то чуда. Надеются, что встреча с прошлым изменит их жизнь в настоящем, поможет решить проблемы, снять накопленные «грузом лет» противоречия. Сквозь все произведения проходит мысль о том, что лечит не время и не безвременье, а воспоминания о лучших днях жизни, победах, больших и «местного значения». О любимых людях. Каждый из героев обретает силы и мужество от встречи со своим прошлым.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)