Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [181]

Как и в случае с великим князем Михаилом, о Романовых, погибших в Алапаевске, намеренно распустили слух, что их похитили «белые» или они попросту куда-то исчезли.

Официальное подтверждение убийства Николая II не вызвало недовольства общественного мнения, как и ложное сообщение о его гибели, прозвучавшее за несколько недель до этого. Британский дипломат сэр Роберт Брюс Локкарт, находившийся тогда в Москве, написал: «Я вынужден признать, что население Москвы реагировало на эту новость с удивительным равнодушием». Возможно, реакция была иной, если бы люди узнали правду об убийстве всей семьи Николая II и жестокой расправе в Алапаевске…

Незавидной в ту пору оказалась и судьба Таты Мамонтовой. Мать ее находилась в тюрьме, а любимый отчим, всегда относившийся к ней как к родной дочери, и вовсе пропал. Девочка жила в Гатчине – под присмотром княгини Вяземской. Средств на прежнюю роскошную жизнь больше не было, чувствовалась даже нехватка продуктов питания. Из бывшего штата прислуги на Николаевской улице, 24 осталось лишь четыре человека: пожилая экономка, привратник, живший над прачечной, его мать, ежедневно убиравшая в доме, и садовник, с каждым днем проявлявший все больший интерес к грядкам, на которых росли овощи. Все машины великого князя давно реквизировали, и транспортом теперь служила легкая двухколесная повозка с запряженным в нее пони. Ежедневное меню включало лишь пирог с рыбой, картофель да некоторые овощи, если, конечно, садовник не успевал продать их, а деньги… присвоить. Порой, правда, на столе появлялись сахар, масло, яйца. Иногда удавалось достать эти продукты на «черном» рынке, и их приносили в дом через запасной вход.

Посольство Дании по-прежнему «арендовало» часть дома, на крыше которого развевался флаг Датского королевства. Ежедневно на Николаевскую улицу, 24 приезжал кто-нибудь из служащих, чтобы охранять дом от возможных грабителей. Но обитатели страшились теперь не только их, но и представителей местной ЧК. Ее главе, Серову, казалось, доставляло особое удовольствие регулярно появляться здесь в окружении охраны и вступать в перепалку с Татой, которая, как и ее мать, вовсе не желала миролюбиво сносить его придирки.

К счастью для девочки и всех домочадцев, им постоянно приходил на помощь комиссар Гатчинского дворца Владимир Гущик. Самое удивительное: его назначили на эту должность большевики! Оказывается, и среди них встречались люди, для которых такие понятия, как честь, совесть, сострадание – не пустой звук…

Владимир, тогда еще совсем молодой, двадцатишестилетний человек, регулярно приходил на Николаевскую улицу и приносил продукты, которые в те дни было трудно достать – курицу, яйца, рыбу… Но помощь его заключалась еще и в том, что Гущик всегда предупреждал обитателей дома о готовящемся рейде к ним чекиста Серова, который собирался искать здесь «излишки» продуктов, драгоценности и оружие. Эти предупреждения всегда оказывались очень кстати: продукты прятали в надежном месте, драгоценности и серебряную посуду или закапывали в саду, или отвозили на хранение к друзьям в Петроград. А вот поиски оружия… да это просто нелепо – его в доме, конечно, не было. Но зато чекисты с удовольствием переворачивали весь особняк вверх дном.

Не оставляла в беде Тату и верная княгиня Вяземская. На какое-то время она даже переселилась на Николаевскую, 24, жила вместе с девочкой. Как-то вечером, отвезя очередную передачу ее матери, Александра Гастоновна возвращалась из Петрограда в Гатчину. Напротив нее в вагоне сидела женщина средних лет, которую княгиня уже не раз видела во время поездок в столицу и обратно. Между двумя дамами непроизвольно завязался ни к чему не обязывающий разговор о том, как тяжело ездить в поездах в революционное время. И вдруг незнакомка сказала:

– Да, я знаю, что Вы ежедневно совершаете такие поездки и, более того, я знаю, зачем и ради кого Вы это делаете. Ну, так слушайте! Вам пора подумать о себе, тем более что та особа, о которой Вы заботитесь, мало это ценит и не стоит того риска, которому Вы подвергаетесь. Мне Вас жаль, и поэтому я Вас предупреждаю: немедленно возвращайтесь в город – на даче Брасовой Вас ждут с ордером на арест. Вы не знаете и никогда не узнаете, кто я, – скажу одно: я приставлена за Вами следить, и я хочу Вас спасти – немедленно уезжайте!

Что оставалось делать перепуганной Александре Гастоновне? Она тут же бросилась к своей близкой знакомой, актрисе Е. Рощиной-Инсаровой[294]. Екатерина Николаевна, выслушав ее сбивчивый рассказ, решила, что княгине, как пишет ее дочь, Татьяна Аксакова-Сиверс[295], «необходимо прежде всего изменить свою слишком приметную внешность – седые волосы при молодом лице: и она надела на нее рыжий парик из своего театрального реквизита. В таком виде мама где-то пересекла под Оршей границу советских владений и добралась до Киева.

На гатчинской даче, между тем, отряд вооруженных людей несколько дней тщетно ждал ее возвращения. Тата Мамонтова была подвергнута домашнему аресту, но держала себя доблестно и даже умудрилась переслать к Рощиной-Инсаровой чемодан с мамиными вещами».