Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [127]

Кирилл возмутился, как и великий князь Павел, что в Думе прочили на место регента Михаила. 2 марта Павел Александрович писал Кириллу: «Дорогой Кирилл, ты знаешь, что я через Ник[олая] Никиф[оровича] Иванова все время в контакте с Госуд[арственной] Думой. Вчера вечером мне ужасно не понравилось новое течение, желающее назначить Мишу регентом. Это недопустимо, и возможно, что это только происки Брасовой. М[ожет] б[ыть], это только сплетни, но мы должны быть начеку и всячески сохранить Ники престол. Если Ники подпишет Манифест нами утвержденный о конституции, то ведь этим исчерпываются все требования народа и Временного правительства. Переговори с Родзянко и покажи ему мое письмо. Очень надеюсь на твою помощь…

Твой дядя П[авел]».

Кирилл тут же ответил, что он полностью согласен с мнением великого князя Павла. Возмущался, что, несмотря на все его просьбы сотрудничать в интересах императорской фамилии, Михаил якобы тайком «сговаривается с Родзянко».

Действия Кирилла трудно объяснить: ведь своим походом к Таврическому дворцу, нарушением клятвы, данной императору, он заслужил лишь презрение многих людей. Что же касается Павла, у него были благие намерения, но сделать он ничего не смог. Совет рабочих и солдатских депутатов наложил на Манифест вето. Как только это стало известно, Михаил тут же написал Родзянко, и потребовал вычеркнуть его имя. «Манифест Великих Князей» не имел больше никакого смысла. Он появился на свет слишком поздно.

…Около семи с половиной часов вечера императорский поезд подходил к Пскову. У Николая II вскоре должна была появиться связь с внешним миром, только отнюдь не с тем, к которому он привык. Вспоминает полковник А. А. Мордвинов: «Будучи дежурным флигель-адъютантом, я стоял у открытой двери площадки вагона и смотрел на приближающуюся платформу. Она была почти не освещена и совершенно пустынна. Ни военного, ни гражданского начальства (за исключением кажется губернатора), всегда задолго и в большом числе собиравшегося для встречи государя, на ней не было.

Где-то посредине платформы находился, вероятно, дежурный помощник начальника станции, а на отдаленном конце виднелся силуэт караульного солдата.

Поезд остановился. Прошло несколько минут. На платформу вышел какой-то офицер, посмотрел на наш поезд и скрылся. Еще прошло несколько минут, и я увидел, наконец, генерала Рузского, переходящего рельсы и направляющегося в нашу сторону. Рузский шел медленно, как бы нехотя и, как нам всем невольно показалось, будто нарочно не спеша. Голова его, видимо, в раздумьи, была низко опущена. За ним, немного отступя, генерал Данилов[206] и еще два-три офицера из его штаба. Сейчас же было доложено, и Государь его принял, а в наш вагон вошли генерал Данилов с другим генералом, расспрашивая об обстоятельствах нашего прибытия в Псков и о дальнейших наших намерениях».

У командующего Северным фронтом генерала Н. В. Рузского и начальника штаба фронта генерала Ю. Н. Данилова были основания переживать. Лишь незадолго до прибытия государя в Псков им с большими трудностями удалось узнать о том, где он находится. Не зная точно, когда появится царский поезд, они решили заранее приехать на вокзал, и разместились в вагоне Главнокомандующего, стоявшем на запасном пути. В штабе же оставили для возможной связи генерала В. Г. Болдырева[207].

Обстановка была напряженная. Генерал Ю. Н. Данилов вспоминал впоследствии, что еще «днем были получены из столицы телеграммы, в одной из которых Председатель Государственной Думы М. В. Родзянко сообщал Генералу Рузскому, что, в виду устранения от управления всего бывшего Совета Министров, правительственная власть перешла в руки “Временного комитета членов Государственной Думы”, как никак сформировавшегося самочинно.

Затем из Ставки были получены данные о том, что в Москве началось восстание, и гарнизон ее переходит на сторону мятежников; что беспорядки перекинулись в Кронштадт, и что Командующий Балтийским флотом нашел невозможным протестовать против признания флотом названного выше Временного Комитета Государственной Думы.

Все эти данные Генерал Рузский должен был доложить Государю по прибытии его во Псков».

Император же всего этого пока не знал, он был расстроен и разочарован тем, что его не встречал М. В. Родзянко. Николай Александрович надеялся, что Председатель Государственной Думы приедет на одну из станций, которые миновал состав. Но об отъезде того в Псков в штаб сведений не поступало; определенно можно лишь утверждать, что Родзянко оставался в Петрограде. В одной из последних телеграмм, поступавших одна за другой, он писал, что «в городе началось избиение офицеров и возникло… страшное возбуждение против Государя и что весь Петроград находится во власти взбунтовавшихся запасных».

На самом же деле Родзянко заботила вовсе не встреча с его величеством: он сражался за свое место в Думе, и не собирался разыскивать царский поезд, затерявшийся где-то в глуши. Не явился он и на Миллионную улицу, чтобы встретиться с великим князем Михаилом.

…У многих честных людей было в эти дни тяжко на душе, казалось: на Россию надвигается страшная беда. Генерал Ю. Данилов так передает чувство, не покидавшее его весь день: «Впечатление, охватившее меня, было таково, точно в подходившем поезде везли тяжко заболевшего в пути Императора…»