Последний Храм - [2]

Ратуша, в одном из залов которой проходят судебные процессы, еще с языческих времен окружена небольшим садом. Несколько старых, побитых временем и людской небрежностью вишен, только весной одевающихся в белые платья цветов. В центре города ягоды могли бы запросто оборвать, но сад огражден ажурной чугунной решеткой, а стражники следят, чтобы за нее не проникало посторонних.

Сейчас, в Одиннадцатом месяце, и этот сад смотрится уныло и неприглядно. По остаткам листвы вишен шелестит бесконечный дождь. Больше звуков нет, будто и не в городе. Да и кому их производить? Осенью и зимой судоходство почти замирает, а вместе с ним замирает и вся деловая жизнь в умирающем городе. На зиму Эрхавен будто засыпает зыбким сном старика, который не знает, не станет ли сон вечным.

Если где и есть сейчас жизнь, так это в зале суда. Жарко пылает камин, забранные дорогими темесскими витражами окна не пропускают сырой, промозглый воздух. Да и дыхание нескольких сотен жителей славного (в прошлом) града Эрхавена согревает большой зал. Пахнет свечной гарью — еще бы, зал судебных заседаний даже в хмурый предзимний день освещают сто свечей.

Подсудимые, скованные одной цепью и под охраной рослых мушкетеров, стоят у дальней стены. Ловят блеск свечей примкнутые к мушкетам длинные граненые штыки, время от времени мерцает серебреная ткань эполетов, начищенные пуговицы и сапоги. Мушкетеры спокойны и усталы: им смертельно надоело это крючкотворство: скорее бы поганым язычникам присудили заслуженный костер, и лейтенант отпустил всех в увольнение. Глинтвейн в портовом кабаке и более чем доступные служаночки — самое оно в такую погоду. А ведь еще конвоировать осужденных под дождем… Но Маркиан, Прелат Эрхавена, не может ждать. Все знают: за успешно раскрытый заговор язычников его направляют на повышение, куда-то на юг, наверное, в Аркот. Там таланты искоренителя язычества еще ой как нужны.

Отец Маркиан, широкоплечий, явно повидавший лиха мужчина лет сорока пяти, с крупными, сильными руками солдата, сединой в волосах и аккуратно подстриженной бороде, прямо-таки лучится от радости. Будто кот, поймавший юркую мышь. Хорошо ему: осуществлялась давняя мечта, почти неисполнимая по причине отсутствия подозреваемых: организовать большой процесс против целой секты язычников. Теперь он наверняка пойдет на повышение. Повысят в звании, а может, дадут не такой скучный диоцез. Чего ему не радоваться.

Но что коту праздник, то мышам горе. В битком набитом зале суда в ратуше было душно, чадили свечи в массивных люстрах, судьи в черных мантиях и накрахмаленных париках, толстосумы из магистрата, стражники — все обливались потом, пыхтели и кляли необходимость присутствовать на судилище. Конечно, язычники виноваты, преступление против Церкви хуже, чем против государства и частных лиц. И все же — неужели нельзя осудить их, скажем, военным трибуналом, где никого, кроме обвинителя, коменданта и духовного владыки города, быть не должно.

Хорошо постарался доносчик — опухший от пьянства Жихар Рахи. Надо же, вроде бы и доказательств настоящих с гулькин нос, а звучит все убедительно. На хмельное зарабатывает, сволочь! Многие представители магистрата сразу прикинули: состряпал донос на Лимаров — состряпает и на других, может, даже на них самих. По закону, разоблачившему язычников доносчику, полагается их недвижимое имущество. Не пустить ли толстяку красного петуха, подперев двери поленьями? Или выгоднее посмотреть за толстяком — может, он сам путается с преступниками против Церкви, а потом пустить по им же проторенной дорожке. Не хотелось бы, чтобы вошел во вкус и подвел под суд Высокой палаты еще кого-то.

А вот обвиняемые — кучка горожан, в том числе из небогатого, но, в общем, уважаемого рода Лимаров. Закованные в тяжеленные кандалы, избитые, затравленные. Отец Маркиан умеет допрашивать, а за язычников вступиться не посмеет никто. Только одна из них, какая-то то ли служанка, то ли любовница недавно осужденного Дорстага, с греховным именем Мелина, стоит с гордо поднятой головой — хотя ей досталось даже больше, чем им самим. Опытный следователь, отец Маркиан сразу понял, кто зачинщица. Вот это да! Будто она не обвиняемая, а обвинительница!

— Именем Единого-и-Единственного, переходим к оглашению приговора. — Ну вот, началось самое важное. Теперь ни у Маркиана, ни, тем паче, у обвиняемых нет пути назад. Маркиан надулся от важности, присяжные в зале обратились в слух, а Мелина только выпрямилась, спокойно встретив ненавидящие взгляды. Мало ее пытали, мало. Такие, как она, навлекают на Мир гнев Единого, да еще и гордятся этим. На костер их!!! — Поскольку следствием установлено, что обвиняемая Мелина Анихар виновна в преступлениях, упомянутых в статьях 389, 391 и 394 Кодекса ревнителя веры, как то: впадение в грех язычества, склонение в язычество Обращенных, отправление языческих обрядов, и в преступлениях, указанных в статьях 214 и 567 Основного кодекса Темесской Конфедерации, как-то: создание заговора с целью свержения законной власти и распространение слухов, порочащих Темесскую Конфедерацию, суды духовный и гражданский постановили следующее. Упомянутая Мелина Анихар приговаривается к очищению посредством погружения в огонь Трибуналом Высокой Палаты. В то же время военным трибуналом Темесской Конфедерации она приговаривается к повешению. Руководствуясь Статутом «О полномочиях религиозных судов», статья 12 «Преимущество в исполнении приговоров церковных судов», суд установил, что должно быть приведено в исполнение решение Высокой палаты в ущерб решению военного трибунала.