Последний холостяк - [37]

Тут ее внезапно осенило.

– На вас нет корсета, – сказала она с укором, переходя в наступление.

– Мне в нем трудно дышать, – выдохнул он.

– В этом-то и соль всей затеи! – возразила она.

– Какая вы, оказывается, проказница! – Граф обнял ее за талию и стал ощупывать. – Но вы тоже без корсета! – с шутливым негодованием воскликнул он, словно бы ненароком дотрагиваясь до нее. – Дама, не носящая корсета, провоцирует мужчину задаться вопросом, какие еще легкомысленные вольности она способна себе позволить и не скрываются ли под ее платьем другие пикантные сюрпризы.

– Право же, ваше сиятельство, это уж слишком… – Она томно повела плечами и закрыла глаза, оставив рот слегка открытым, как бы готовым для поцелуя.

Граф продолжал поглаживать ей спину и пожирать жадным взглядом ее лицо. Антония тихонько охнула, не в силах противиться такому решительному мужскому напору, и сомлела, ощутив головокружение. Пальцы Ремингтона готовы были прорвать материю и проникнуть в сокровенные ложбины ее трепещущего тела. Она плотнее прижалась к нему бедрами и животом, впившись ногтями в плечи, и задышала чаще, борясь с желанием пощупать запретный плод, поразивший ее своей завораживающей мощью и твердостью.

Ремингтон склонился еще ниже, леди Антония открыла глаза и вздрогнула, пораженная суровой красотой его резко очерченного лица. Острые скулы, мощный подбородок, высокий лоб и прямой нос идеально гармонировали с прочими частями его мужественного облика и приводили смотревшую на него Антонию в гипнотический транс. Антония затаила дыхание, боясь разрушить очарование этого волшебного мига, и в следующую секунду почувствовала, что во все клеточки ее тела проникает приятный жар. Восторг, охвативший Антонию в этот момент, затмил рассудок, и она целиком отдалась упоительному поцелую. Ремингтон творил с ее губами такие неописуемые чудеса, что она застонала и обняла его за талию, желая слиться с ним в одно целое. Он глухо зарычал и просунул язык ей в рот, да так резко и глубоко, что моментально всколыхнулась ее дремавшая доселе глубинная чувственность. Ей почудилось, что кончик языка достиг ее женской сущности, разбередив чувства, которых она сама боялась…

– Лимонад, ваше сиятельство! – раздался звонкий возглас Элинор со стороны кухни, окна которой выходили во двор, и фаф отпрянул. Открыв глаза, Антония смотрела, все еще находясь в оцепенении, как он пятился от нее, побагровевший и взлохмаченный.

Элинор вышла во двор, держа в руках поднос с бокалами, наполненными прохладительными напитками, и бодро вскричала, завидев голову Ремингтона из-за ковра:

– Так вот вы где, милорд! И вы здесь, леди Антония! Как это мило. Вам тоже не помешает немного освежиться.

Антония притворилась, что разглядывает ковер, и хрипло ответила, что вышла во двор лишь на минутку, чтобы проверить, насколько успешно работает Ремингтон.

– Не давайте ему расслабляться, Элинор, – добавила она. – Помните, что от безделья рождаются греховные помыслы!

С этими словами она поспешно ушла со двора, готовая провалиться от стыда сквозь землю. Губы Антонии пылали от греховного поцелуя, запечатленного на них коварным искусителем, задавшимся целью сбить ее с праведного пути, сердце бешено стучало, а колени дрожали. Она прислонилась спиной к стене коридора и мысленно обратилась к Богу с просьбой уберечь ее от козней Ремингтона Карра, умудрившегося лишить ее рассудка и превратить в безмозглую похотливую тварь, жаждущую все новых и новых жарких лобзаний, тесных объятий и страстных ласк. Ах, как низко, однако, она пала! От роковой черты лишь один шаг. И не появись в этот момент во дворе Элинор с подносом в руках, этот плотоядный дикарь увлек бы ее в адскую бездну страсти.

Придя в себя, леди Антония прошла в малую гостиную, схватила рукоделие, уселась в кресле возле окна и начала вязать. Но, заняв вязальными спицами руки, она не могла обуздать мысли: подобно диким скакунам они стремительно унесли ее в красочный мир воспоминаний. Не прошло и минуты, как тело ее вновь запылало, а дыхание участилось. Ей мнилось, что руки Ремингтона касаются ее бедер и талии, а в низ живота упирается нечто объемистое и твердое, но не край корсета. Антония заерзала в кресле, судорожно вздохнула и приказала себе не драматизировать ситуацию, а попытаться найти в ней обнадеживающие моменты.

Ведь в конце концов она добилась определенного успеха в приручении своего заносчивого оппонента. Он уже не огрызался на каждое ее замечание и стал менее раздражительным. Очевидно, сказывалось влияние на него наставниц, имевших солидный житейский опыт. И если бы ей удалось постоянно сохранять в общении с ним дистанцию, не совершать необдуманных поступков и держать эмоции в узде, то она бы наверняка выиграла пари и существенно изменила воззрения этого вольнодумца на роль и место женщины в британском обществе.

В ее распоряжении оставалось еще двенадцать дней… И ночей! Вспомнив об этом, Антония поежилась от странного, пугающего предчувствия: за столь долгий срок всякое могло случиться…

Перетаскивая вычищенные ковры назад в залы и спальни, Ремингтон попытался сохранять хладнокровие, но смутная тревога продолжала грызть его сердце. Вот уже дважды за минувшие двое суток он держал Антонию в объятиях и страстно целовал ее в губы. Притворяться, что это ординарное происшествие, ему было дьявольски трудно. Что, черт подери, с ним произошло? Отчего он так взволнован? Быть может, все дело в сладости ее податливых алых губ? Или головокружительном эффекте, который произвел на него ее шикарный упругий бюст? Либо в ее осиной талии и крутых бедрах? А вдруг эта чаровница вдохнула в него некий волшебный дух, который поселился в его чреслах и посылает оттуда настойчивые сигналы в мозг?