Последний друг - [3]

Зашел к Главному.

— К тебе Королевич заходил?

— Залетал, — уточнил тот.

— Ну и что?

— Ничего. Улетел.

— Так ведь забрал рукопись.

— Его право.

— Надо бы как-то помириться.

Главный пожал плечами. Заметно было, что и он не в духе.

— Тут одна девушка жалуется на тебя. Наталья Костикова. Говорит, семь рассказов тебе присылала — все отклонил. А последнюю повесть — похвалил и опять отказал.

— Так это не повесть, а синопсис. Есть начало, конец — и никакого развития. Почитай, она есть в почте.

— Да уж почитаю. Девица настойчивая.

— Если согласна еще поработать, пусть приходит. А хочешь — поставим как есть.

— Чего это мне хотеть? Не племянница… Просто много жалоб последнее время. Вот Шестопал со своим романом. Этот точно до министерства дойдет. А теперь еще и Королевич…

На этом без удовольствия закончили разговор.

Работать не хотелось. Он постоял в вестибюле, походил по длинному коридору. Молодые девчата, пробегая мимо, здоровались издалека — с полным почтением к возрасту.

Пора?

Королевич проснулся среди ночи с ощущением обиды, даже унижения, поискал в памяти причину и вдруг почти въяве увидел Редактора. Вспомнил, вскочил, нашел рукопись, начал листать, не задерживаясь на пометках. Подрагивали руки от ненависти, казалось, и в самом деле — кипит кровь. Нет, нельзя позволять править такой совершенный текст. Разорвал рукопись на мелкие куски и с отвращением швырнул в мусорную корзину. Включил принтер и заново распечатал повесть. Вот так! И никак иначе! Ни одного слова! Никогда!

Свою рецензию на «Волков» тоже распечатал — крупно, жирно, с выделением курсивом слов и целых абзацев. Прочитал несколько начальных фраз… Хорошо!

Он знал, что должен сделать. Нужно только дождаться утра. Нельзя простить.

Нет, не спалось. Теперь мусорное ведро стояло перед глазами. Он вскочил, в трусах выскочил с ведром на лестничную площадку, вывалил корзину в мусоропровод. Сразу стало легко. Даже Редактор не мельтешил перед глазами. В минувшем году он опубликовал в журнале свою историческую повесть из жизни одного из регионов Беларуси. Королевич читал внимательно и — ликовал. Все это, скорее всего, было не так. Не те отношения, не та культура, не тот быт, не та война, не та лексика. Какие — не знал, но чувствовал: не такие. И все это он выскажет ему. Купил несколько жирных цветных фломастеров и разрисовал публикацию, подчеркивая каждую сомнительную строку.

Пусть знает. Нужно лишь выбрать момент, чтобы сразить его наповал. Это время пришло.

Жена проснулась, заглянула к нему в кабинет.

— Чего не спишь? — зевнула во весь большой рот.

— Пишу рецензию, — сказал он с надеждой.

— Делать тебе нечего, — и зевнула опять.

Всякий раз он надеялся, что заинтересуется его работой. И каждый раз в ответ получал зевок. Надо разводиться. Пора.

Редактор тоже проснулся среди ночи, но не потому, что вспомнился вчерашний случай, а просто по возрасту. Такое случалось в последние годы без всякой причины довольно часто. Однако проснулся и вспомнил Королевича. Ах, черт, произнес про себя, повесть неплохая и человек неплохой, надо было помягче с ним, как-нибудь доверительнее… Авторы — человеки ранимые, что-что, а это он знал хорошо. Похвали его сперва — и любая критика окажется приемлемой. Но Королевич — автор с опытом, не новичок в литературе, сам должен увидеть, что эпизод с женитьбой героя — нелепость. Что ж, и его надо было похвалить сперва? А может, пожать руку, обнять? Расцеловать?

И еще один недавний редакционный случай беспокоил Редактора. Молодой парень, почти мальчишка, попросил прочитать его сказки для детей. Не надо было браться, сказки — не дело их редакции, дети — чужой контингент. Но взялся. Несколько сказок оказались интересными, даже оригинальными, но в целом рукопись не готова к изданию. «Знаешь что, дружок, — сказал Редактор, — сказки твои неплохие, но рановато тебе писать. Зелен ты и бледен. Жизнь для тебя пока — сказка. Приходи через пять лет». Взглянул на мальчишку — слезы стояли в глазах. «Что я такое сказал? — подумал Редактор, — Какое имею право? Может, передо мной юный гений?!» Долго смотрел ему вслед.

Молодых писателей Редактор понимал. Литературная работа кажется им простой и приятной. Думают, что все пойдет как по маслу. Но занятие это не только тяжкое, но и почти безнадежное. Вон сколько отвергнутых рукописей в шкафу, на полках — сотни. И в каждой из них — ожидание признания, славы и денег. «Да, знаем, гонорары нынче ничтожные, но все равно дайте — как подтверждение нашего успеха. Мы положим их под стекло и будем любоваться всю жизнь. Впрочем, ладно, денег не надо, а славу дайте…» Молодые пишут вечерами, старики-пенсионеры днем. Порой, если захватит врасплох вдохновение, по ночам. И дело Редактора все это читать и править, читать и править. Может быть, за долгие годы он все же перестал сочувствовать авторам? Но сильно ли сочувствует хирург своим пациентам? И что если, лежа на операционном столе, увидев скальпель, больной спрыгнет со стола: «Нет! Никогда! Ни за что!..»

Между прочим, удовольствия в его ежедневной работе тоже случаются. К примеру, если позвонит какой-нибудь библиотекарь, или писатель, или рядовой читатель и скажет: хороший получился выпуск, молодцы. А неприятности? О, это всегда пожалуйста.