Последний Дракон - [3]

А дракон подбирался все ближе и ближе, и теперь молодые люди видели, что чудовище вовсе не извергает пламя и дым, как они ожидали. Змей подползал медленно, слегка извиваясь всем телом, точно щенок, когда хочет поиграть, но не уверен, не злитесь ли вы на него.

И еще они заметили, что по медной драконовой морде струятся огромные слезы.

— Ну и в чем же дело? — осведомился принц.

— Никто, — всхлипнул дракон, — еще не называл меня милым!

— Не плачь, — проговорила принцесса, — мы будем называть тебя милым сколько захочешь. Мы собираемся приручить тебя.

— Я и так ручной, — сообщил дракон. — В этом-то все и дело. До сих пор никому, кроме вас, это и в голову не приходило. Я такой ручной, что готов есть из ваших рук.

— Что именно, милый дракоша? — спросила принцесса. — Так-таки не печенье?

Дракон тяжело покачал головой.

— Значит, не печенье? — ласково уточнила принцесса. — Так что же, милый дракоша?

— Ваша доброта меня просто раздраконивает, — вздохнул змей. — Никто и никогда не спрашивал ни у одного дракона, что мы любим: вечно сперва предлагают принцесс, затем их спасают, и ведь ни разу не поинтересовались: «Что бы вы предпочли выпить за здоровье короля?» Жестоко и несправедливо, по-моему, — и дракон снова разрыдался.

— Ну так что бы ты предпочел выпить за наше здоровье? — осведомился принц. — Ведь у нас сегодня свадьба, правда, о принцесса?

Принцесса сказала, что, наверное, да.

— Что бы я выпил за ваше здоровье? — спросил дракон. — О, вы настоящий джентльмен, сэр. Охотно воспользуюсь вашим предложением, сэр. С гордостью выпью за ваше здоровье и за здоровье вашей достойной супруги капелюшечку… — Тут голос его дрогнул… — И подумать только, что вы так приветливо меня спрашиваете… Да, сэр, самую капельку бен-бен-бен-бен-бен-бензина — вот… вот что любят драконы, сэр.

— В машине его полно, — сказал принц и опрометью помчался вниз по горному склону. Он неплохо разбирался в психологии и знал, что с этим драконом принцесса в полной безопасности.

— Не сочтите за дерзость, — проговорил дракон, — но пока джентльмен не вернулся… может быть, просто чтобы скоротать время, вы оказали бы мне любезность и по доброте своей еще раз назвали бы меня «милым»… А если бы вы пожали когти бедному старику-дракону, который отродясь никому не был врагом, кроме себя самого… о, последний из драконов возгордился бы так, как не гордился еще ни один дракон со времен самого первого.

Змей протянул гигантскую лапу, и когти его, похожие на огромные стальные крючья, сомкнулись вокруг принцессиной ручки так же нежно, как когти гималайского медведя смыкаются вокруг куска булки, которую вы просовываете зверю сквозь прутья в зоологическом саду.

* * *

И вот принц с принцессой возвратились во дворец с победой, а дракон следовал за ними по пятам, словно собачка. И на протяжении всего свадебного торжества никто не пил за здоровье жениха и невесты так самозабвенно, как принцессин ручной дракон, которого она тотчас же нарекла Фидо.

Когда же счастливая чета обосновалась в собственном королевстве, Фидо явился к ним, умоляя принять его на службу.

— Должна ведь и для меня найтись хоть какая-нибудь работенка, говорил он, погромыхивая крыльями и вытягивая когти. — Мои крылья и когти, да и все прочее, должно обратить на пользу, не говоря уже о благодарном сердце.

Так что принц заказал для него особое седло или паланкин: очень длинное, нечто вроде нескольких верхних половинок трамваев, составленных вместе. На этой платформе укрепили сто пятьдесят посадочных мест, и дракон, главным удовольствием которого стало приносить радость другим, охотно возил партии детишек на море. Он легко взмывал в воздух со своими ста пятидесятью маленькими пассажирами и терпеливо лежал на песке, дожидаясь, когда те соберутся в обратный путь. Дети обожали дракона и то и дело называли его «милым», а словечко это неизменно вызывало на глазах змея слезы любви и благодарности. Так он жил себе, принося пользу, окруженный всеобщим уважением, — но вот однажды кто-то помянул при нем, что драконы, дескать, вышли из моды, ибо настал век машин. Бедняга так огорчился, что попросил короля придать ему обличие более современное, и добросердечный монарх тут же превратил его в механическое изобретение. Так дракон стал первым аэропланом.