Последний день - [7]

Два дня назад: Я не сидел в подвале, обреченный и верящий в конец всего, но это был ни я, а страх управлявший мной, если бы тогда моим рассудком играли эти переливы, отливаясь мягким, спокойный, умиротворенным светом, я стоял бы там и смотрел на то, как миру приходит конец, а не бежал под землю.

Лениво оторвав взгляд от этого покойного вида, сел за стол и принялся за еду, при этом мало ощущая ее вкус. Закончив прием пищи, оделся, собрал вещи и вышел из дома. И снова как там, у окна, взгляд приковал этот мрачный пейзаж. Он как ничто говорил: «Все хорошо, будь спокоен будущего больше нет. Времени нет вообще, только «сейчас», которое всего-навсего не приметный дымок на горизонте». И, правда, ничто не говорило о времени, все отреклось от мира, его проблем, а вместе с ними и от времени, но не всем нравился этот режим «Молчания», ветер, несущий мусор и все те же маленькие, юркие, играющие с ним вихри пыли сопротивлялись, стараясь оживить его. Странно, но на улицах не было трупов.

Идя по брошенным улицам, рассматривая здания, магазины, птиц, ставших единственными повелителями опустевшего города, я заметил три фигуры, не было сомнения это – люди. Радость и страх переплелись, бились за победу, стараясь отразиться на мне, но победило тихое любопытство. Они двигались, неторопливо шагая, за ними прячась и держась на максимально большей дистанции, плелся я.

Через четыре минуты они остановились и один из них громко, не без веселья сказал:

– Приступим!

Он подошел к окну аптеки и выбил его камнем, затем они влезли вовнутрь, все, кроме одного. Я подобрался ближе, стараясь не произвести шума, но дозорный увидел меня.

– Крыса! – крикнул он

Страх, девятым валом, облил бриг «Рассудок». Медленно не делая лишних и резких движений, я вышел к нему. Подойдя ближе к нему было видно, что дозорный был чернокожий с гладко выстриженной головой, скрытой под капюшоном, в кожаной куртке и кроссовках.

– Выживший? – спросил дозорный, при этом из аптеки уже вышли его помощники.

– Да – Сухо выдавил я. Когда все трое стояли рядом, оказалось что все одеты в одинаковые, кожаные куртки и у всех головы покрыты капюшонами.

– Что с ним делать? – спросил дозорный у, как мне показалось у главаря.

– Ни чего против мародерства в покинутом городе не имеешь? – Растянувшейся на лице улыбкой спросил человек лет сорока с небольшой бородой, добродушно глянув на меня. Я думаю, стоит описать этого человека. Крепкий мужчина на вид лет сорок часто улыбается искренней полной доброты улыбки, а на лбу появляются линии морщин, расходящиеся все мельче и мельче, а лицо подтягивается выше. И никак нельзя представить этого человека хмурым и серьезным.

– Это все равно никому уже не нужно – ответил я.

– Тогда ты идешь с нами – даже не сомневаясь, ответил главный.

– Куда? – спросил я.

– А тебе еще куда нужно? Может на работу? – шутя, спросил он.

– Ладно – сказал я.

Мы шли в сторону порта, по дороге я рассматривал приятные для глаза одноэтажные и двухэтажные дома очень аккуратные, прибранные и чем ближе к побережью, тем красивее и комфортнее они выглядели, все как будто только что сделанные, только выкрашенные, кажется вот сейчас из-за дома выбежит рабочий с краской и кистью. Мне приглянулся желтый, приятный глазу дом небольшой, немаленький, аккуратненький такой, долго я, изогнув голову, назад смотрел вслед этому домику.

Выйдя из этого богатого квартала навстречу, промышленному, серому, стойко закрепившемуся на этом месте, стоящему тысячами монолитов из бетона и метала кварталу. Они как будто вросли здесь множеством корней, чтобы не что не выдернуло их из земли.

Промышленный квартал. В нем производили, продавали, покупали, привозили, увозили. Раньше там было так громко, все жужжало, кричало, работало, там разгружали, там стоял гигантский размеров танкер, там же бежали рабочие на работу, здесь не жили, но работали и только работали. Все это представляло собой механизм. Здесь воротили большими деньгами, но платили рабочим мало. «Капитализм! Пффф! Будущее за диктатурой!» Пронеслась в голове фраза какого-то политика.

Трупы! Они везде и на улице, и упавшие в дверных проемах, некоторые свесились из окон. Смотреть противно, но взор сам приковывается к ним обгоревшие куски мяса, сырые, но оплавившиеся тела, выплывшие глаза, безносые, волосы свернулись в черные капли и расплылись по затылку. Странно, но некоторые лежат в кучах. Кто-то сложил их?!

Вот он – Порт. Краны нависли над грузом, некоторые корабли так и остались стоять без хозяев, но между танкерами и грузовыми кораблями малые десантные шлюпки! Чьи же они?

– Вы заметили шлюпки? – спросил я группу.

– Точно! Десантные шлюпки – согласился дозорный – Думаете, зачем они?

– Осторожнее мне кажется это высадка корейцев – предупредил бородач. Дальше мы шли осторожнее, то и дело, заглядывая во все углы.

– Кстати, а зачем мы пошли в порт? – спросил я.

– Мы думали груза вскрывать – ответил третий.

– Стоите! Слышите? Шипит – настороженно прошептал дозорный.

Шипение… выходит газ из открытого баллона… треск …

Из-за угла спотыкаюсь, крича, в обожженной одежде выбежал человек, как он выглядел, я не видел, я слышал крик. Ужасный крик, умоляющий прекратить страдания любой ценой, он был готов, лишится билета в рай ради этого. А за ним шла смерть медленно, степенно, он и так бы умер, но смерть шла. Его Ангел Спаситель запоздал. Смертью был человек в черном экзоскелете, разработка «Северных» бронированный костюм, защищающий от пуль, ударов, взрывов и главное огня. Он пользовался огнеметом! Огонь – это то, чем он зачищал, остатки города… не пулями, не взрывами, а выжигающим все пламенем. Какой человек сидел за пуленепробиваемым стеклом?! О чем он думал?! Что глушило крик души?