Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера - [111]

В новелле «Ханука в родительском доме» Башевис-Зингер воскрешает атмосферу празднования Хануки в традиционной еврейской семье. Как бы мимоходом он напоминает своему читателю историю этого праздника и правила игры в волчок, но в центре новеллы находится традиционная еврейская «майса», то есть, то ли сказка, то ли быль, которую отец семейства рассказывает детям в ответ на вопрос старшего брата, почему Бог в наше время не творит чудеса. Герой сказки — маленький мальчик Цадок (в переводе его имя означает «Праведник») отправляется в лес, чтобы набрать хвороста для больного, замерзающего в своем доме от холода портного — совершенно постороннего дня него человека.

«Малыш Цадок заблудился, и он бы замерз и умер, но тут увидел во тьме три ханукальные свечи. Они возникли прямо перед ним и медленно поплыли по воздуху. Цадок пошел за ними следом, и они вывели его к деревне, прямо к домику, где жил со своей семьей бедный портной. У самой двери свечи опустились на порог и вдруг превратились в три золотые монеты. Больной портной смог купить и хлеба своей семье, и дров, и масла для ханукальных светильников. Вскоре он совсем поправился и мог снова зарабатывать себе на жизнь…»

Финал новеллы симптоматичен:

«— Опять ты их поучал? — не без укора спросила мама.

— Я не поучал, а рассказал им одну историю, — ответил отец. — Хочу, чтобы они поняли: то, что делал Бог две тысячи лет назад, Он может делать и теперь».

Таким образом, сверхзадача «ханукальных историй» Башевиса-Зингера просматривается предельно четко и, в общем-то, является традиционной для этого жанра. Они призваны были напомнить еврейским детям и, прежде всего, детям из начавших ассимилироваться еврейских семей об их принадлежности к еврейскому народу, о прекрасных еврейских традициях и — прежде всего — о том, что все эти традиции основаны на глубочайшей вере в Бога.

Если в рассказах и романах Зингера для взрослых герои то и дело выражают свое разочарование в Боге, выражают свое сомнение в его существовании или даже отрицают его, то в «ханукальных историях» для таких сомнений нет места или, даже если они возникают, то тут же получают должный отпор. И дело не только в том, что Зингер в данном случае стремился к сохранению «чистоты жанра», педантичному следованию его правилам. С годами, по мере, происходившей в нем самом духовной эволюции и все большему возвращению к исповедованию ценностей традиционного, ортодоксального иудаизма, тема существования Бога и веры, что в решающий момент Он всегда придет на помощь человеку, звучит в его произведениях для детей все сильнее и глубже.

С этой точки зрения крайне жаль, что ортодоксальные еврейские семьи, подвергая творчество Башевиса-Зингера остракизму, одновременно накладывают «вето» и на его рассказы и сказки для детей. Многие из них, и уж, по меньшей мере, точно «ханукальные истории» являются поистине образцовыми произведениями для юных читателей из таких семей. Даже те из них, которые выписаны в реалистическом ключе — например, «Ханука в богадельне» и «Сила света» — невольно напоминают детям о том, что сам этот праздник не только в прошлом, но и во все времена помогал евреям оставаться евреями, и спасал их.

Так, героям полусказочной новеллы «Сила света», живущим в годы войны в Варшавском гетто Довиду и Ривке свет зажженной ими ханукальной свечи дает силы решиться на побег, благодаря чему они выживают и, в конце концов, добираются до Израиля, чтобы стать там мужем и женой. Главный герой рассказа «Ханука в богадельне», отданный мальчиком в солдаты как раз накануне Хануки на протяжении всей своей жизни зажигает ханукальные свечи, и память о Хануке в итоге помогает ему сохранить память о том, кто он такой, и вернуться к семье…

* * *

Однако даже в своих «ханукальных историях», не говоря уже о других произведениях для детей, Башевис-Зингер остается верен своей главной теме — теме любви как высшему проявлению человеческой природы, как величайшему из всех чувств, без которого попросту не может быть человеческого счастья.

Та же новелла «Сила света» — это одновременно новелла о любви Довида и Ривки, озаряющей своим светом их существование в гетто. И «Ханука в богадельне» — это тоже, прежде всего, новелла о любви, вспыхнувшей между ее героями еще в детстве и пронесенной через всю жизнь. Узнав, что его возлюбленная Рейзл умерла, герой этой новеллы, убежавший из царской армии и с огромными трудностями добравшийся до дома, отказывается создавать семью и бродит по свету, храня верность своей зародившейся еще в детстве любви.

И уж совсем особняком среди «ханукальных историй» стоит новелла «Менаше и Рохл», действие которой разворачивается в Люблинском приюте до Второй мировой войны.

Ханука в этом рассказе для писателя — лишь предлог для того, чтобы рассказать о том, как воспринимают окружающий мир, и о той любви, которую испытывают друг к другу слепой мальчик Менаше и слепая девочка Рохл. Психологическая достоверность этого рассказа — от признания Рохл, что она «видит» мир внутренним зрением, и до поцелуя, которым тайком обмениваются двое маленьких влюбленных, поистине потрясает.