Последний барьер - [75]

— Сегодня мы должны обсудить поведение воспитанника Зумента и его драку с Иевинем, — объявляет сегодняшний неудачливый командующий и отходит в сторону.

Это наваливается слишком быстро и неожиданно; не успев толком переключиться с размышлений над планом побега, Зумент медленно встает и пожимает плечами.

— Что мне сказать? Сами все видели, как накинулся на меня Иевинь. Я только защищался.

— Почему он на тебя налетел? — спрашивает ведущий собрание.

— Потому что он такой вредный.

— Все так считают? — окидывает ребят взглядом Киршкалн.

Воспитанники молча переглядываются и опускают головы. Киршкалн повторяет свой вопрос громче, и тогда поднимается один из членов совета.

— Может, Иевень и погорячился, но если по-честному, то ума вложить надо было. Жук нарочно его заводил по-всякому. Если так набиваются, то дать по зубам надо. Иевень сперва просил его заткнуться, а Жук сам лез на рожон. Я думаю, во всем виноват Жук.

— Ах, так?! — поворачивается к нему Зумент. — Теперь, значит, и пошутить нельзя? Тогда я, значит, тоже могу чуть что — и в морду! Так выходит?

Все идет как по-писаному. Ребята постепенно входят в раж. Каждый выступающий вырывает из апатии еще кого-нибудь из молчунов. Теперь спор разгорается не только вокруг Зумента, но вокруг точек зрения и, в общем, принимает правильное направление, хотя и не без зигзагов. Озолниеку, так же как и Киршкалну, по душе такие собрания, когда ребята забывают о присутствии начальства, о регламенте, когда, наконец, звучит живая речь, а не бормочут заученный наизусть текст.

Хорошо, что они расшумелись. Озолниек побаивался, что ребята, оставшись без командира, станут из осторожности отмалчиваться.

— Нечего защищать! — выкрикивает кто-то. — Жук для пользы отделения ничего не сделал.

— Многие ничего не делают, разве на Жуке свет клином сошелся?

— Да тут же ничего и не дают делать, — обиженно подхватывает Зумент.

Озолниек настораживается.

— Кто же тебе не дает? — спрашивает заместитель Иевиня.

— Как — кто? Воспитатель! — уже с ухмылкой отвечает Зумент. — Я же хотел командовать на смотре, а мне не дали. Разве ты, — Зумент показывает на ведущего, — можешь командовать? Потому и проиграли.

Озолниек об этом еще ничего не знает и вопросительно глядит на Киршкална.

— Надо было дать, — замечает вслух кто-то.

— Верно, Жук прав, — вторит ему другой.

Встает Киршкалн.

— Может, разрешите и мне сказать словечко? Только что было сказано, что командовать на смотре надо было Зументу, что я, так сказать, зажал ценную инициативу. А теперь позвольте задать вопрос. Почему Зументу хотелось командовать? Для того, чтобы возвыситься самому, или для того, чтобы выручить отделение?

Все молчат. Тогда с места отвечает сам Зумент:

— А мне что, лишь бы отделению хорошо было.

Ребята не торопятся с выводами. Озолниек слышит, как рядом перешептываются.

— А какая от этого Жуку польза?

— Молчи, эту его пользу ты враз на своей шее почувствовал бы.

— Отделение зато отхватило бы банку. Чего же плохого?

Затем кто-то говорит вслух:

— А разве лучше оттого, что кубок накрылся? Зазря только колеса об землю били.

Раздается голос Озолниека:

— Что и говорить, прошли неважно. Я видел, что у командира нет командирских навыков, но даже при этом отделение не оказалось бы на последнем месте, если бы окончательно все не испортил Зумент, так радеющий за коллектив. Это он поломал весь строй о стойки баскетбольных щитов, это он по второму разу заблажил по-козлиному. А почему? Да потому, что плевать ему на отделение! Честь отделения ему не дороже горелой спички. Если мне не дали, то пускай всем будет плохо. Разве не так это было?

— Куда приказывают, туда иду, — оправдывается Зумент.

— А если бы вместо железной опоры перед тобой была выгребная яма, ты бы тоже прямо в нее спрыгнул? Ты же знал, что командир просто дал промашку.

Реплика Озолниека вызывает дружный смех.

— После того что произошло на смотре, ясно видно, что за птица Зумент, — берет слово Киршкалн. — Если хочешь активно работать, помогай совету. Если Зументу всерьез этого захочется, никто ему не помешает, и настанет время, когда он тоже выйдет в командиры. А пока что он занимается вымогательством денег, унижает товарищей, дерется. И нечего прикидываться неистовым активистом. Просто смешно даже, вы не находите?

— Это точно!

— Факт, опору можно было оставить сбоку.

— Я уже было хотел, но если передний прет прямо, надо рулить за ним.

Озолниек слушает подростков и с удовольствием отмечает про себя, что здоровая атмосфера в отделении почти не изменилась. Зумент останется в одиночестве. И если даже кто-то ему симпатизирует или боится его, то на открытую поддержку не решится и будет помалкивать.

XVII

«…И так вот каждое утро я иду на факультет мимо твоего дома. Я нарочно выхожу из трамвая на остановку раньше, чтобы посмотреть на твои окна. Часто встречаю твою маму, когда она идет на работу. Мы тогда идем вместе и говорим о тебе. Вчера заходила к ней, мы сидели на диване, и я вспомнила, как сидела на нем рядом с тобой. Смотрела на свой портрет и решила, что ты нарисовал меня красивей, чем я есть на самом деле.

В последнем письме ты спрашиваешь, не бранят ли меня родители за переписку с тобой, и называешь себя «вытолкнутым из жизни арестантом». Если бы ты знал, Валдис, как ты неправ! Все совсем наоборот.