Последний апокриф - [16]
– Я вам не полковник! – пробормотал генерал, выкидывая Иннокентия, как ненужную вещь, за окно – с тринадцатого этажа!
– Гляди, в другой раз не балуй! – пригрозил он Аленушке.
– В другой раз не буду! – кивнула она…
В то же время в Китае…
66 …Восток занимался зарей!
Иннокентий дремал, полулежа на высоченном раскидистом дереве в самых дебрях китайских джунглей.
Клетка с говорящей птицей висела поблизости же, на суку.
Сам пернатый философ, нахохлившись, мрачно бурчал:
– Недо-сыпаем, недо-едаем, недо-чувствуем, недо-хотим – и в результате недо-живем, – (до чего именно они недо-живут – попугай, однако же, не уточнил!)
Иннокентий припомнил известное изречение Конфуция о том, что надо терпеть.
– Кто-кто, а я лично не мог сказать такой глупости! – решительно отмежевался попугай.
– То был не ты, – вздохнул Иннокентий, доставая с груди заветный образок с изображением жены и дочери (в который, казалось бы, раз за семь лет разлуки!).
– Ни хрена-то он в жизни не понимал, этот твой другой попугай! – безапелляционно констатировала пичуга.
Иннокентий спорить не стал – попугай и затих.
– Возвращайся, папаня, скорее домой! – попросила дочурка.
У Аленушки слов для него не нашлось.
– Вернусь! – пообещал наш герой тем не менее…
67…Иннокентий неслышно спустился на землю.
У него из-под ног пулей выскочил заяц.
Вдалеке ухнул филин.
Аукнула выпь.
Где-то грифы кружили – между жизнью и смертью…
В Москве в то же время…
68 …Придя в сознание, Джордж увидел бабищу в бикини и рядом гуся, плавающих в бассейне с переливающимся через края шампанским.
На выгнутой шее породистой птицы красовалось невиданной конфигурации бриллиантовое ожерелье.
Прислушавшись, он разобрал слова песни, не раз слышанной в холодных сибирских лагерях: «Чому я не сокил, чому не летаю?».
«В самом деле, чего я не сокол? – без надрыва, спокойно подумал крупье. – Летал бы и гадил, и горя не знал!»
От одной перспективы полета ему на минуточку сделалось хорошо.
Он даже решил по обыкновению почесать затылок за левым ухом – как вдруг обнаружил, что прикован цепями к позорному столбу у кромки бассейна.
По периметру гранитных берегов стояли четыре бритоголовых геракла в плавках, с автоматами наперевес.
Крупье облизнул пересохшие губы и, с трудом ворочая непослушным языком, попросил воды.
Один из шестерок, скалясь, зачерпнул шампанского – и с размаху плеснул крупье в лицо.
Не теряя достоинства, Джордж вежливо выдавил из себя:
– Сенкью… мерси… грациа… как говорится, спасибо…
Не успела Сучье Вымя выйти из бассейна, как ей навстречу поспешили три стриженных под полубокс грациозных евнуха – на пуантах, в балетных пачках.
Первый, вертлявый, накинул на Сучье Вымя халат из махры.
Второй, вислоухий, поднес на подносе омаров с изюмом, зажаренных на постном масле.
Третий, по кличке Оделия, вприсядку исполнил танец маленьких лебедей, после чего запрыгнул бабище на плечи и от души надавал ей по ушам (верное средство для улучшения слуха, которое эффективно использовалось еще в Древней Руси!).
– Оделия, умри! – смачно крякнула бабища, тряхнув головой.
Оделия разом слетел с нее, подобно тополиному пуху, и замер в третьей позиции умирающего лебедя.
– Тебе было сказано – помереть по-настоящему! – не на шутку возмутилась Сучье Вымя.
– Это – как еще? – недопонял гигант.
– А вот так еще! – растолковала бабища, стреляя в него в упор из миниатюрного дамского пистолета.
Евнух с жизнью молча расстался!
– Ну чо, пыдор, будешь колоться? – спихнув бездыханное тело в бассейн, не без ехидства поинтересовалась старая ведьма.
– Не счесть алмазов в каменных пещерах! – по-прежнему, с трудом ворочая языком, фальшиво и трогательно затянул крупье.
– Не счесть жемчужин в море полуденном! – блаженно улыбаясь, подхватила бабища.
– Далекой Индии чудес… – преодолевая головокружение, продолжил Джордж, как вдруг содрогнулся от страшного удара пуантом в живот.
– Да ты пой, не стыдись! – разрешила бабища, растягивая рот по диагонали в кошмарной улыбке.
– Не привык без оркестра, боюсь, не получится… – кривясь от боли, выдавил из себя Джордж.
– Щас будет! – ласково щурясь, великодушно пообещала бабища, и тут же из тени явился Пэтро (в белом фраке, с манишкой цвета малины!), и накинул на Джорджа оцинкованное помойное ведро, и постучал по нему вдохновенно тонкой, похожей на хлыст дирижерской палочкой.
Понятно, под пыткой бедный крупье задергался, застонал – и лишился сознания.
Из того же ведра со скучающим видом Пэтро окатил обмякшего пленника шампанским из бассейна.
Открыв глаза, Джордж с изумлением обнаружил в шезлонге, напротив, невиданных размеров свиноматку.
– Прямо Рубенс какой-то! – слабо пробормотал он, не скрывая при том испуга и восхищения.
– Кустодиев, мля! – возмутилось чудовище.
– Пусть будет Кустодиев! – выкрикнул Джордж (про себя же подумал: «А все-таки Рубенс!»).
– Ну, будешь колоться? – опять вопросила бабища. (Джордж ее узнавал, как бы она ни маскировалась!)
– Плохо слышу… – захныкал крупье, жадно слизывая с губ кислые капли шампанского.
– Плохо слышит! – за ним слово в слово старательно повторило рыло.
– О чем вы, мамаша? – взмолился он почти искренне (хотя и догадывался, о чем она!).
Место действия: у фонтана случайных и роковых встреч, в парке нашей жизни. Ночь. Из гостей через парк возвращается семейная пара, Туся и Федор. Федор пьян, Туся тащит его на себе. Он укоряет ее, что она не понимает поэта Есенина и его, Федора.Тут же в парке нежно и пылко обнимаются двое влюбленных, Оличка и Лев Кошкин (Ассоциация со Львом Мышкиным из «Идиота» Ф.Достоевского.)Тут же обнаруживается муж Олички, Электромонтер. Оказывается, он ее выслеживаетТут же возникают три хулигана: они выясняют отношения из-за собаки.Персонажи вступают друг с другом в сложные, сущностные взаимоотношения, на фоне бытийного бреда и уличных драк пытаются докопаться до самого дна гамлетовских ям: как и для чего жить? Кого и за что любить? И т. д.
В первом акте между Мужчиной и Женщиной случилось все, или почти все, что вообще может случиться между мужчиной и женщиной.Но дальше они превратились в людей. С болями, страстями, проблемами.Он, достигнув физической близости с Нею, желает открыть Ей всю душу и открывает. Она, подарив Ему всю себя, не может понять, чего ему еще надо?..
Трагифарс для двух актеров. В трех частях. Старый профессор-литературовед, последователь Льва Толстого, собирается в поездку. Лезет в старый комод за носками, случайно находит пожелтевшее от времени любовное письмо, написанное его жене 50 лет назад. В то время, когда он был на войне, в то время, когда они потеряли единственного сына. Он оскорблен, Он требует от Нее объяснений, Он хочет уйти от Нее…
Шесть юных гандболисток — накануне важнейших соревнований. Тренер требует дисциплины, внимания и полной отдачи. Но разве можно думать о победе и работать на пределе, если в сердце — любовь, в голове — мысли о свадьбе, а где-то в солнечном сплетении — чудовищная ревность?Это история о человеческих взаимоотношениях, важном умении дружить и любить, о поиске смысла жизни и праве каждого выбирать свое счастье.
Ни сном ни духом не помышлял о судьбе литератора. Но в детстве однажды проиграл товарищу спор, элементарно не сумев написать четырех строчек в рифму. С тех пор, уже в споре с собой, он сочинял стихи, пьесы, романы. Бывало и легко, и трудно, и невыносимо. Но было – счастливо! Вот оно как получилось: проиграл спор, а выиграл Жизнь!
История Кира, похищенного еще младенцем смертельно оскорбленной женщиной и взращенного в непримиримой ненависти к собственным родителям, произросла из библейской истории о двух бедных самаритянках, которые с голоду сговорились съесть собственных младенцев. В общем, съели одного, а когда дошла очередь до второго, несчастная мать воспротивилась… (4 Книга Царств, гл. 5, 6). Географически действие романа разворачивается в Москве и, как говорится, далее везде, и довольно-таки своеобразно живописует о фатальном участии Кира в знаковых событиях XX столетия.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.